Максуд Асафович смахнул по капле Вариной крови в ее и в свой бокал. Капли закружились бордовыми сгустками.
— Пэй! Это твоя дэвствэнность.
По коже пробежали мурашки. Варя глотнула, глянув на свой интимный уголок, измазанный в крови, потом на мужа…
Он поимел ее снова — по-взрослому, без церемоний, хоть и без лишней грубости. Варе было совсем не больно; особого наслаждения тоже не было, но сама ситуация будоражила нервы, как жестокий триллер, и Варя скулила от переживаний. Влив в нее новую горячую лавину, Максуд Асафович отдышался и лизнул ее в левый сосок:
— Кыслэнькый. Как барбарыска. Знаэш, такая конфэтка есть?
— Конечно, знаю, — улыбнулась Варя.
— А тэпэр дэсэрт.
Чмокнув ее в нос (Варе очень нравилось, когда он так делал), муж достал какое-то масло и стал растирать разгоряченное тело. Потом начал ласкать ей клитор, одновременно массируя какие-то точки на теле. В Варе сразу взбухли волны сильного, терпкого возбуждения, какого она не чувствовала никогда раньше; стало страшно, и — остро захотелось кончить (оргазм вдруг защекотал рядом, совсем рядом). Муж продолжал ласкать ее, проникая пальцами в проделанный им ход — все глубже и глубже. Было больно, но возбуждение нарастало, и Варя терпела, сцепив зубы. Вдруг ласкающие пальцы нащупали какую-то точку…
Это невозможно описать никакими словами. Весь мир исчез — и муж, и постель, и сама Варя; осталась только эта точка и пальцы, бившие в нее цветным током. Ток проходил насквозь, выпрыгивая из Вари криками, и она молила — «ещеоо, ещеоооооо!», молотя ногами по простыне. Из нее хлестали горячие фонтаны, забрызгав мужа и всю постель…
Уже на второй день она гораздо меньше боялась его, хоть тот и оставался для нее непостижимым, как инопланетянин. Она называла его на «вы», по имени-отчеству, и не могла иначе, хоть Максуд Асафович и просил ее. Каждый день он делал с ней Это, и Варя сама не замечала, как менялась ее походка, манеры, тембр голоса…
Прошло несколько недель. Варя понимала, что любит его страстно, как кошка, как безмозглая девчонка, умеющая только обожать и пускать слюни. Все главное сосредоточилось в вечерах, когда муж приходил с работы, Варя забиралась к нему на коленях и вываливала все, что было на душе, как попу в исповедальне, а он слушал, никогда не отвлекаясь и не перебивая, и потом ласкал ее, ласкал и трахал до полусмерти, до фиолетовых молний в голове… Каждый вечер Варя кончала, пуская фонтан (она никогда не думала, что так можно), и после того проваливалась в никуда. Ей снились какие-то необыкновенные цветные сны, полные стыдных и развратных приключений, о которых Варя никогда не помышляла, и было непонятно, откуда они взялись в ее голове.
Несколько раз она замечала, что ночами мужа нет дома.
Варя уже давно не боялась и не стеснялась его. Он казался родным и близким, как воображаемый папа, о котором она много мечтала в детстве. И Варе все трудней было сознавать, что она, в сущности, ничего о нем не знает.
Он никогда ни к чему не принуждал ее, кроме вечернего секса, обязательного, как ритуал. (Варя, само собой, не возражала.) Он даже бросил курить, чтобы Варе лучше дышалось в его квартире. Была только одна вещь, которую он запретил Варе, хоть и в шутку.
— А что в этом ящике? — спросила она как-то раз, когда протирала пыль. Все ящики шкафа открывались, и только этот был на замке.
— Там всякые докумэнты. Цэнные бумагы. Дэвушкам нэинтэрэсно, — улыбнулся тот.
— А чего закрыто?
— А того. Я наврал. Там сыдыт кусачый монстр. Если дэвушка сунэт туда свой любопитний нос — он сразу кусаэт. Вот так, — он гамкнул в лицо Варе, чуть не цапнув ее, и та со смехом отпрянула.
Больше они не заговаривали об этом. Но Варя всегда, как просыпалась ночью и обнаруживала, что она одна, почему-то вспоминала об этом ящике…
***
Вот и сейчас.
Варя даже подошла к нему и подергала за ручку.
Заперт…
Город спал. Спали занавешенные окна, спали стены, мебель — и даже люстра, включенная Варей, светила как-то тускло, будто сквозь сон.
Одна только Варя не спала.
Пустая квартира, давно уже привычная, вдруг снова стала чужой. Варе показалось, что за ней наблюдают, и она резко обернулась.
Никого.
«Мало ли, вдруг Мася вернулся» — думала Варя, оправдывая свой страх.
И тут она вспомнила про ключ.
На запасной связке ключей, лежавшей в секретере на тот случай, если кто-то случайно утащит с собой обе основные связки, был ключ, который Варя не смогла идентифицировать. Он ни к чему не подходил — ни к почтовому ящику, ни к машине, ни к подвалу.
«Ерунда какая», — говорила она себе, доставая связку из секретера. — «Не может быть, чтобы это был тот самый… Не может быть… Не может…» — повторяла она вслух, вставляя ключ в скважину.
Он подошел…
Затаив дыхание, Варя повернула его по часовой стрелке… Ключ скользнул гладко, как по маслу.
Потянув на себя ящик, Варя вскрикнула — он поддался!
«Ну что, довольна?» — орала она про себя, пытаясь перекричать стук сердца. — «А теперь закрой и прекрати рыться в чужих тайнах, как воровка!…»
Разумеется, она ничего не прекратила, а наоборот — открыла ящик до конца.
В нем лежала толстая книга, на вид — старинная, даже древняя.
Кроме нее, там ничего не было.
«Ну разумеется. Он просто хранит здесь самый ценный свой антиквариат, чтобы до него не добрались воры» — думала Варя, вытаскивая книгу. Та была тяжелой, как мешок картошки. Варе показалось, что когда она ее взяла — пальцы кольнула искорка тока. «Статическое электричество…»
Желтые пергаментные
листы покрывала тонкая арабская вязь. «Наверно, Коран. Или Тысяча и одна ночь…» Как раз недавно Варя прочитала «Тысяча и одну ночь», воображая себя по очереди всеми царевнами, которых страстно сношали ифриты и джинны. Эта книжка раздразнила Варину фантазию настолько, что она кричала под мужем вдвое громче, а кончала вдвое сильней.
«Неужели это та самая Тысяча и одна ночь?» — думала Варя, благоговейно перелистывая древние страницы. На одной из них была нарисована жуткая черная харя с круглыми белками глаз. «Наверно, джинн…»
Вдруг она подавилась от ужаса: рожа подмигнула ей.
«Не проснулась еще… мерещится…» — пронеслось в голове.
Варя хотела захлопнуть тяжелую книжку и плюхнуться в спасительную постель, — но джинн снова подмигнул ей, и Варя застыла, будто ее парализовало.
А тот вдруг высунул черную, как у орангутана, голову прямо из книжки, повел носом — и вырвался вверх в вихре искр, опалив Варе нос.
— Ахахахахаха!… — хохотал он, расправляя плечи. — Наконэц-то! Наконэц-то! НАКОНЭЦ-ТО!!! … — выкрикнул он, вылетая в окно.
В книге, раскрытой у Вари на коленях, зияла пустая рамка.
— АААААА! АААА! — услышала она вдруг свой собственный крик. — Аааааа!..
Крик подгонял ее, как метла: подбросил с дивана, сунул книгу Вариными руками обратно в ящик, повернул ключ, чуть не сломав его, потащил Варю за собой и швырнул в постель, в спасительные подушки, где не было никаких книг и никаких джиннов…
От ужаса Варя не заметила, как уснула. Сон ее был душным, темным, из него хотелось вырваться, как из удавки, и Варя вырвалась отчаянным усилием воли в явь.
— Что такоэ? — спросил знакомый голос. — Тэбе прыснился кошмар?
Варя нащупала спасительное тело и зарылась в него, как карапуз. «Только не открывай глаза» — шептал ей какой-то голос. — «Только не открывай… не открывай…»
Варе и самой не хотелось открывать, но все-таки она открыла, на всякий случай похолодев.
В комнате горел все тот же тусклый свет. Рядом был муж. Кроме них, в комнате никого не было. Все вроде бы было нормально, и можно было вздохнуть с облегчением…
«Зачем ты открыла глаза? Зачем?!… « — надрывался тот самый голос.
Варя хотела снова закрыть их, но не успела: высокое старинное зеркало, стоявшее в углу, вдруг поплыло, как в тумане.
Варя почувствовала, как ледяной спазм сдавливает ей грудь, горло и глаза. Из зеркального тумана вначале донесся тот самый хохот, а потом высунулась черная рожа, и вслед за ней — весь огромный черный джинн, похожий на быка, вставшего на задние ноги…
— Ахахахахаха! — гоготал он. — Гаварыл тэбе Максуд — нэ откривай ящик! Гаварыл! Поздно! Поздно!… — рокотал и хохотал он, подступая к ним. Обледеневшая Варя чувствовала, что муж, которого она обнимала, испаряется из ее объятий, как туман, и перетекает к джинну, обвиваясь вокруг него прозрачной спиралью. Только пронзительный взгляд, полный упрека, кольнул напоследок Варю — и расточился в тумане, уплывая в голубую муть зеркала…
— … А? Что? Мась! Мааааась! — кричала Варя, вертя головой.
В комнате никого не было. Горел все тот же тусклый свет. На потолке осталась полоса синей копоти.
Зеркало стояло в углу. Варя вскочила и подбежала к нему, вглядываясь в отражение.
Ничего особенного там не было. Зеркало отражало, как ему и полагалось, часть комнаты и саму Варю — бледную, с круглыми горящими глазами
Варя смотрела в него, затаив дыхание, минут пять или больше. И когда, выдохнув, хотела отвернуться — по зеркалу пошла та самая рябь…
— Глупая, глупая дэвушка! — услышала холодеющая Варя.
— Кто? Кто говорит? — крикнула она, повернувшись к зеркалу.
— Я говорю, — отвечала ей рябь. — Я, валшэбное зэркало Сулэймана. Синий ифрыт Максуд ыбн Асаф, сбэжав в этот варварскый мир от сваего врага, джинна Омара ыбн Рушда, захватыл мэня для связы со сваим миром. Аллах, ну как жэ пратывно осквэрнять свой язык вашим варварскым нарэчием!..
— Синий ифрит?… Где мой муж? Что теперь с ним будет? Его… его убьют? — дрожащим голосом спросила Варя.
— Хо-хо! Ти его болше никогда нэ увидышь. Хотя…
— Что? Что нужно сделать?
— Есть одна лэгэнда. Но…
— Какая?
— Слюший мэня, дэвушка, — помолчав, заговорило зеркало. — Эсли ти прямо сэйчас, вот прямо сэйчас, бросыв все, отправышся в мой мир…
— Конечно! Я готова!
— Нэ пэрэбывай!… Когда ти окажэшся там, ти будэш понимать наш язык, как свой. То, о чем папросыт тэбя пэрвий

Моя маленькая чистая девочка

Дефлорация по студенчесски

Улица Красных фонарей для девственниц