втихаря засунул правую руку в карман, с понтом-под-зонтом за спичками или сигаретами, а сам под-дождём ласково и тихохонько его поддрачивал, глядя прямо в огромные глаза-болотца Федосоньи.
— Чем это ты там занимаешься?! — поинтересовалась Федосонья, даже не опуская своих прекрасных глаз долу.
Она сделала шаг по направлению к охальнику и резко ухватила того за кисть правой руки, занимающейся непотребством в кармане охотничьих штанов.
— Так-так. Мастурбируешь, значит? У тебя что, с девушками никогда ничего не было?
— Нет, что вы, я женатый человек. Мою благоверную зовут Варвара Ефимовна.
— Так-таки и Ефимовна? — хмыкнула Федосонья, — иначе ты её и не называешь? А я ведь видела тебя, когда ты сидел на дереве и дрочил. На меня, поди, дрочил или вспоминал жопу Ефимовны?
— Нет на вас, Федосонья. Мне Ефимовна в туда не даёт, даже категорически. Я представлял, как ласково всовываю в вашу попку свой член, — подтвердил онанист, но дрочить перестал и вынул руку из кармана.
— Миленько, — тихонько хихикнула девушка и внезапно спросила, — А тебе раньше приходилось заниматься с кем-нибудь анальным сексом?
— Нет ещё ни разу, — загрустил Максик, — мечтаю, чтобы вы были у меня первой ласточкой, жена мне в попу не даёт, считает это извращением, — повторил он.
Девица прыснула в кулачок и, постреляв глазками, сыграла роль китайской мисс Скромность из боевика «Убить Билла», вдруг заявила:
— Ладно так и быть исполню твою голубую мечту розового детства!
Парень не поверил своим ушам! Он радостно вздохнул с натужным всхлипом. Счастье постучалось в его двери! Охотница согласна подставить свою сладкую дырочку в попе под его твердокаменный член! Пока он размышлял над этим, она присела на корточки и стала рыться в экспортированном ею рюкзаке. «Презики ищет», — обрадованно подумал охотник.
Но вместо резинок, девушка извлекла из недр рюкзака непрозрачный пакет, и водрузила его на пенёк.
— Ну раздевайся, чего рот раззявил? Ты же в попу трахаться хотел!
***
Следует отметить, что словообразование «трахаться», отличается от похожего слова «трахать». Трахаются, исходя из гендерной сущности, женщины. Ведь это им вставляют, или они надеваются своей на него. А трахают, соответственно, мужчины. В основном они движущая сила сего процесса, и не им вдвигают, а они вдвигают. Именно это и подразумевала Федосонья, воспитанная в лучших традициях неореализма и блатного классицизма. Но Максу было поровну, как и большинству его соплеменников, когда они говорят: «Я вчера знатно потрахался с одной тёлкой!». Некоторые слои населения это навевает на скабрезные мысли. Они думают, что она его отстрапонила. Или что тёлка и не тёлка вовсе, а интерсекс с сиськами и членом. Впрочем, в современном обществе это не имеет такого важного значения, но для Федосоньи имело, поэтому дальнейшие действия охотницы и его жертвы вполне объяснимы.
***
— Ага, я сейчас, мигом разденусь, — обрадовался псевдоклерк.
Он снял охотничьи брюки, потом трусы. Его член, вожделея попу охотницы стоял, как пик Коммунизма. Но Федосонью совершенно не интересовала затверделость мужского органа. Пошебуршив пакетом, она выудила оттуда… чёрную кожаную плётку о семи хвостах.
— Становись раком, ублюдок! — громко и властно приказала она.
— Что это, как это, почему это? — выпучил глаза Максим, с ужасом рассматривая орудие пытки.
Он выглядел таким обескураженным, несчастным, наполовину голым, что Федосонья усмехнулась и, сильно замахнувшись, стеганула его плетью по тощему заду.
— За что? — чуть не всплакнула жертва, но подчинившись обстоятельствам, а как известно, они превыше нас, бухнулась на колени, — не бейте меня, пожалуйста, я не переношу боли!
Охотница, натянув на своё прекрасное личико маску брезгливости, изловчившись, несильно пнула Максима, приказав ему при этом:
— Становись раком, скотина, я тебя сейчас накажу, подонок, впредь не будешь дрочить на молоденьких девушек, а будешь гоняться за ними по лесу и насиловать. Ты же охотник или где?
Макс пал на четыре кости, приняв соответствующую позу словно собака, ожидающая действия от своей хозяйки, но в мыслях всё ещё лелея надежду трахнуть Федосонью в её попочку, и прошепелявил от страха:
— Прошу вас обожаемая Федосонья батьковна, не бейте меня сильно, обещаю больше не дрочить, а свято исполнять долг охотника.
— Все вы так говорите, а чуть что сами норовите попу подставить! И впредь называй меня госпожа Федосонья, — строжилась она, — считай удары, ничтожество!
— Раз, два, три… десять, пожалуйста, пожалуйста Госпожа Федосонья, — плаксиво упрашивал стоявший в раковой позе, — не бейте меня.
Он начал догадываться, что охотница окончательно слетела с катушек и трахнуть её сегодня ему не представится возможности.
Вскоре ягодицы Максима покрылись цветом алой утренней зари, яйца более походили на грецкие орешки, а его дружок, свисал, понурив головку, и более не хотел воспарять ввысь.
— Как унизительно ты выглядишь! Это стоило бы запечатлеть на память, дабы показать Варваре Ефимовне. Жаль, у меня нет фотоаппарата. Вот бы порадовалась твоя жёнушка, разглядывая своего муженька во всей красе с голым задом.
— Я рад, что у вас не оказалось фотоаппарата. У меня его тоже нет, — беззастенчиво врал Макс.
На самом деле у него в рюкзаке был фотоаппарат, сработанный под зажигалку, но знать про это Федосонье было необязательно.
— Заткнись, ублюдок! — вскипела мучительница и с оттяжкой особенно больно приложилась плетью к ягодицам экзекуироемого, приделав при этом по его сморщенным бейцам.
— А-а-а! — заверещал, как подраненный заяц, Максим.
Федосонья закончила экзекуцию, но её жертва боялась поднять глаза вверх, предполагая, что палач придумал ещё какие-то пытки. Душа Максима заледенела от страха, а сердце провалилось в пятки. Он боялся перечить охотнице, правильно воспринимая текущую ситуацию, а она была незавидной для сидевшего в позе рак с красной жопой. Пока Федосонья притихла, придумывая ему ещё какую-нибудь кару, он трясся как осиновый лист, ожидая продолжения.
— А теперь прими коленно-локтевую позу, мерзавец, а щекой прижмись к траве, — велела палач и для пущего устрашения своей жертвы хлобыстнула плёткой по бесстыжему заду.
Макс тут же выполнил приказ и замер, закрыв глаза в ожидании новой экзекуции. Однако его мазохистская натура возликовала. Ему это начинало нравится. Боль ушла на задний план, а жопа сладко зачесалась в предвкушении чего-то ещё необычного и из ряда вон выходящего. Послышался какой-то шорох. Приоткрыв один глаз, он увидел, что охотница раздевается.
— Страшно, сволочь? — злорадствовала его мучительница, завидев, что он смотрит на неё.
— Да-да-да я всё понял, отпустите меня, лепетал он от страха, а его трусливая душонка вожделела продолжения спектакля. Теперь его мошонка свисала почти касаясь травы, а шоколадный глазик трепетал от вожделения, разглядывая позади растущий лес.
— Не смей перечить мне, раб! — закрепляя его же ремень на шею рабу, сказала госпожа, — повторяй за мной, скотина: «Я тупой, убогий дрочер, который боится охотится на жопы девушек. За это мне полагается наказание от моей Госпожи Федосоньи по моему заду плёткой», — повторяй! — гневалась палач.
Наказуемый с дрожью в голосе повторял, но его мысли, словно скакуны, ликовали.
— … а после этого пусть моя Госпожа порвёт мне целку страпоном в попе. Я этого заслуживаю.
— … я этого заслуживаю… — эхом повторяла Максюточка, теперь она так звалась у себя в мыслях, — и я с радостью буду целовать и облизывать её ноги в знак благодарности.
Но на словах «Страпоном в попу» стоящий в раковой позе сбился, за что получил сладкий пинок по своему заду прелестной ножкой Федосоньи. Это было так приятно, что его член немного зашевелился и попытался приподнять свою головку.
— А теперь настал момент истины, — сказала охотница, — жопу покажи! Раздвинь булки!
Жертва с готовностью выполнила приказ. Его шоколадный глазик ласково погладил свежий ветерок, стоило ему зареять в откровенности на виду у девственного леса. Однако язык произнёс совсем другое, совсем не то, чего вожделел его хозяин.
— Не надо, Госпожа Федосонья, — слабым голосочком канючил Максим.
Федосонья ничего на это не сказала, только надавила большим пальцем своей ножки на преддверие анала. Её жертва замычала, задёргалась, но получив отменный удар ножкой по своей заднице, тут же затихла. Не останавливаясь на достигнутом, насильница просунула полностью палец ноги в повлажневшую задницу начинающей страпонессы и ласково потрахала им там
— Нравится, тварь? — спросила садистка, — тащишься, падаль?
— Да нравится и тащусь, — в страхе подтвердил наказуемый и подался своей попой навстречу насилующему в его зад пальцу.
— Не слышу уверенности в голосе! — строжилась Федосонья.
— Нравится, ой, нравится, Госпожа Федосонья, — счастливо запел раб, — трахните меня, пожалуйста, в попу и поскорее. Порвите мне целку.
От таких слов хозяина его член начал восхождение на гору страсти. Вскоре его твердокаменность не оставляла желать лучшего.
— О, да ты возбудился, чмо! — расхохоталась охотница, — хочешь меня?
— Хочу, ой, хочу, Госпожа Федосонья, — верещал унижаемый.
— Сначала надо заслужить, чтобы тебя отстрапонили, — приговаривая это, госпожа обошла свою жертву и прикрикнув: «Подними голову, сучонок!», — ткнулась тому своей киской в лицо, — а ну-ка отлижи, мразь, доставь мамочке удовольствие!
— С превеликим удовольствием, — ответил будущий лизетчик.
— Хорошо отлижешь, будет тебе анальный секс, — ухватив за растрёпанную шевелюру Макса, говорила девушка.
Воодушевлённый бишка с превеликой радостью и огромным удовольствием принялся лизать щёлку своей мучительницы. Он её звонко целовал и причмокивал, благо вблизи никого не наблюдалось.
Ему очень нравился вкус половых губок Федосоньи, Макс со всею страстью сосал её клитор, желая напиться любовного нектара из её источника. Вскоре произошло чудо, Федосонья застонала и замяукала, как блудливая кошка. Её нижние губки стали сокращаться, выбрасывая любовную жидкость прямо в рот насилуемого,

Брат девушки

Встреча с супружеской парой

Ночь с сестрой на даче (1 часть)