Но это сейчас, а тогда выбор был не таков: в кино, зоопарк и погулять. В театр? Не получится — билеты должны быть куплены заранее. На пляж? Хорошая мысль! Но в тот день, как назло, было пасмурно. Поэтому, вооружившись коробкой конфет и букетом цветов, отглаженный и отутюженный с помощью материнского утюга и её же ручек, в новых, ни разу ещё не надёванных штиблетах, я направился на свидание.
До пекарни было метров пятьсот, ну, может, семьсот. Скорее всего, триста. Боясь опоздать, я вышел за полчаса. В тридцать пять минут, понятное дело, ворота пекарни гордо красовались перед моим взором. Я чувствовал себя полным идиотом с коробкой конфет под мышкой и цветами в левой руке. Мне почему-то вдруг подумалось, что Людочка не придёт. А сидят сейчас они с Зиной и, смотрят в окно на идиота в новых штиблетах с букетом и, весело ржут как две молодые лошадки, пришедшие на водопой.
Из-за угла вышла Зина… Её печальное лицо, мгновенно вытряхнуло из моей головы идиотские мысли… «Что-то случилось… Что-то случилось страшное с Людой… «. Было нежарко. Но по спине поползли липкие капли страха и отчаяния. Зина очень медленно двигалась… Как в замедленном кино… Вот она сделала шаг… ещё один… ещё…
— Здравствуй, Юра. Люда не придёт. Ей вагонетка на ногу упала. Ролик сломался, и она сорвалась… Она так кричала, а мы никак вагонетку откинуть не могли.
Я мгновенно представил монорельс на высоте почти двух метров и Людочку, тянущую за цепь вагонетку. Вдруг та застопорилась, девушка стоит возле неё и, раскачивая, пытается заставить двигаться. Внезапно та падает, Людочка не успевает отскочить и её стопа раздроблена двухсоткилограммовым грузом. Неудивительно, что они не могли сразу освободить её. Но что делала моя напарница этой ночью на пекарне? Ведь нам выходить сегодня вечером.
— Нас попросили выйти сегодня в ночь. Она сильно устала ещё с прошлой смены. Сонная была — невнимательная. Ирине-бригадирше втык теперь будет.
— В какой она больнице? Я хочу к ней поехать прямо сейчас.
— Нет, Юра. Не получится. За ней мама с папой приехали утром и забрали домой в Барабинск или Барнаул.
— Так, в Барабинск или в Барнаул? А у кого узнать поточнее? Кто у неё ещё есть из подруг?
— Только я. Юра, она просила тебя не совершать необдуманные поступки. Она просила передать, что ты ей очень нравишься. А врач сказал, что всё удачно и нормально срастётся, и через полгода она сможет танцевать. Знаешь, скорая через три минутки приехала! Всё так быстро. Ей повезло.
— Это тебе, — и я протянул Зине цветы и коробку конфет.
— Мне? Но ведь ты хотел подарить это Людочке.
— Пусть будет, тебе… Не нести же мне их назад домой. Ну, просто… Пожалуйста, возьми…
— Спасибо…
Не помню, как я добрался домой. Зато я помню свои мысли. Мысли законченного эгоиста. Да я переживал за Людочку, я может даже плакал от жалости к ней, представляя, как ей было больно.
Я включил магнитофон и упивался жалостью к себе. К себе, что судьбе было угодно лишить меня свидания. Лишить прикосновения тёплых губ моей Людочки. Судьба не позволила мне слиться в объятиях со своей возлюбленной. И уж тем более… хотя, скорее всего — нет, думаю, Людочка не позволила бы…
Но кто знает… будущее всегда может измениться… И какое бы оно было? Вдруг бы вагонетка не упала? Или Людочка успела отскочить? А если бы я вечером сходил в аптеку…

Шестой день заключения

О том, что было со мной

Гатаки