гул.
— А что вы хотели? Я и так пошла вам навстречу. Вы хуже знаете русский, чем я знала английский в три года! Вы все как маленькие бэби! Чуть что — за папочек цепляетесь! Как вы собираетесь жить? Я должна поставить вам за ваши знания ноль! Zеrо!… И не ставлю только потому, что не хочу с вами ссориться в первый день!..
— … Пойми, моя хорошая, — говорил ей директор после урока. — Ну поставишь ты ему ноль. Он покажет этот ноль папочке. А папочка подумает, что успеваемость его гениального сына в нашей школе снизилась. И отдаст его в другую школу. И наша школа — с нашими Передовыми Методами Обучения — лишится 20.000 баксов в год. Понимэ? Два человека из твоего класса переходят в другую школы — третьей вылетаешь ты. Понимэ? Ну вот и славно…
— Скажу вам по секрету, милочка, — шептала ей завуч, отведя в сторону. — Вы первая, кому удалось на первом уроке заставить их говорить по-русски. Более того, вы первая в истории школы, кому удалось на первом уроке заняться с ними своим предметом. Не вешайте нос!..
Охрипшая Лиза торжествующе улыбалась, загнав слезы обратно в слезливый резервуар.
Из первого дня взрослой жизни она вышла хоть и раздавленной, но непобежденной.
***
На второй день следы ее победы были налицо:
— Мы потренировались! Со словарем! — галдели ученики. — Listеn! Мы! Хотим! Увидеть! Твоя! Красивая! Сексуальная! Грудь!..
— Молодцы, — отвечала Лиза, сдерживая накативший на нее хохот. — Оnly оnе еrrоr: не «твоя», а «твою». «Твою красивую сексуальную грудь». Давайте вместе: Твою… Красивую… Сексуальную…
— Ну? Так покажи! Мы же старались!..
— Правильно! И вам за это будет награда. За это… я… вам… — нудила Лиза, накаляя интригу. Класс напряженно вытянул шеи. — Я… вам… всем… поставлю по 90 баллов! Всему классу! Сто не заслужили: одна ошибка…
Класс разочарованно взвыл.
— Так нечестно! Мы старались!..
— Очень даже честно! Одна ошибка!… Кроме того, я вам ничего не обещала. Может быть, кто-то скажет, что я вру? А?
Лиза оглядела класс. На нее пялились надутые, как у обиженных детей, лица.
— Вот и отлично. Давайте теперь поговорим про… про…
— Про твои соски! — крикнул все тот же негр. Его звали Трэвис. — Они тоже большие?
— Но андрстэнд, — сказала Лиза. — Говори по-русски.
— Фак!..
— В русском языке нет такого слова.
— Оу, щееет!… Твой… твой…
— Твои. Не «твой», а «твои». У меня их два.
— Ок. Твои… оу, хау сэй ит ин рашн?..
— У вас есть словари.
Головы нырнули в гаджеты.
— Соски! — крикнула одна из голов.
— Ок. Твои… сосскы… они есть много, да?
— Ахаха! — прыснула Лиза.
— Чего ты смеешься?
— Ты сейчас сказал «yоu hаvе а lоt оf niррlеs». Или «yоur niррlеs еаt а lоt».
Класс заржал. Трэвис озадаченно чесал кудрявую макушку…
После урока он подошел к ней:
— Ты что, фригидная?
— ?
— Все прежние yчилки за пару дней уже были мои. В чем дело? Я тебя не возбуждаю?
— ?
— Или ты думаешь, что ты тут самая красивая и секси из всех?
— Ээээ… — прокашлявшись, Лиза обрела дар речи. — Я такого не говорила, верно? Это твои слова. Интересно, почему ты произнес их?
— Что?
— Что я самая красивая и секси.
— Ну… эээ…
Оставив его в коридоре, Лиза вошла в yчительскую, хлопнув дверью у него под носом, и мешком рухнула на диван.
Когда она вышла, Трэвис все еще стоял под дверью.
— Что тебе нужно? — спросил он у нее.
— Мне? — поперхнулась Лиза. — Что нужно МНЕ?..
— Да, тебе. Что нужно, чтобы ты дала себя выебать?
— Ну… эээ… Давай потом поговорим, сейчас урок.
— Хорошо.
На уроке ученики, наконец, с Лизиной помощью спросили у нее про соски. Стараясь не смеяться и не краснеть (второе получалось так себе), Лиза ответила, что они у нее не большие и не маленькие, а средние. Обыкновенные, как у всех училок.
— А свою рussy ты бреешь? Сама, или в салон ходишь? Тебя это возбуждает? — посыпались новые вопросы.
— Так! Оnly-оnly Russiаn! Давайте сначала!..
Хрюкая от азарта, ученики элитной школы под руководством Лизы задали ей эти вопросы на грамотном русском языке, используя слова «лобоук» и «уагина».
— А теперь я отвечу вам по-английски, а вы переведете мои ответы на русский. Итак, я брею свою рussy…
Занятия пролетели, как на одном дыхании. После урока ее ждал Трэвис.
— Ну, так что?
— Что «что»?
— Ты обещала сказать мне, что тебе нужно, чтобы ты дала себя выебать.
— Ах, это… Ну…
Лиза замялась.
— Понимаешь… Конечно, у каждого человека есть шанс на мою симпатию… Но у меня очень своеобразные требования…
— Так что тебе нужно?!
— Ну… Во-первых, мне нужно, чтобы этот парень отлично говорил по-русски. Niсе. Во-вторых… во-вторых, мне нужно, чтобы он хорошо знал историю. Чтобы не путал Гитлера с Наполеоном, а Линкольна с Мартином Лютером Кингом. Чтобы он мог поддержать разговор на историческую тему, или о литературе, об искусстве… На русском, разумеется.
— Ты расистка! — крикнул Трэвис. — Ты издеваешься надо мной, потому что я черный.
— Ну что ты, — ангельски улыбнулась Лиза. — Эти требования одинаковы и к черным, и к белым, и к зеленым в крапинку… Ты, конечно, можешь пожаловаться на меня, что я расистка, но тогда тебе точно никогда не добиться от меня того, что ты хочешь.
Оставив Трэвиса сверкать выпученными белками, она пошла домой.
Только по дороге она осознала, что сегодня ее никто не лапал.
***
На следующий день ее встретил шквал вопросов:
— Лайза! Расскажи, что нужно, чтобы тебе понравиться!
— Трэвис сказал, что ты рассказала ему, но не хочет говорить, что именно!..
— Он только говорит, что ты сдвинутая ботанка и абсолютно тронутая извращенка…
— Ты сказала ему, чтобы он побрил яйца, да?
— Ты пробовала секс втроем?
— А женский секс тебя возбуждает?
— Что сделать, чтобы ты показала сиськи?
— И вообще показала свое тело?
Лиза набрала дыхания, чтобы сказать что-нибудь педагогическое, но вдруг встретила взгляд Трэвиса.
Он был умоляющим, этот взгляд. Трэвис испугался, что она выболтает его секрет всему классу.
И тут Лиза вдруг поняла, что нужно говорить.
— Нуууу… — начала она, чувствуя холодок в печенках. Она еще никогда не играла в такие игры. — Ну… Чтобы я показала вам сиськи, нужно, чтобы хотя бы пять человек из вас рассказали мне по-русски о себе, о своей семье, о своих увлечениях… Без единой ошибки. Причем я буду задавать вам столько вопросов, сколько захочу, и на них тоже нужно будет ответить без единой ошибки…
Народ возмущенно загудел.
— Если… Если вы покажете мне сись… то есть — если вы расскажете мне о семье, — перекричала их Лиза, — и еще и ответите без ошибок на два вопроса, то я разденусь по пояс. Если вы ответите без ошибок больше чем на два вопроса… каждый из пяти, я имею в виду — я проведу топлесс весь урок. А если… если трое из вас без ошибок перескажут мне содержание произведения русской литературы, которое я назову — по-русски, разумеется — я разденусь догола и проведу урок в таком виде. Я даже разрешу вам нарисовать на моем голом теле все, что вы захотите.
На лице Трэвиса играла улыбка облегчения. «Я же говорил — конченая извращенка» — шептал он соседям.
Лизе было страшно и азартно. Она ни на секунду не верила, что ее подопечные смогут выполнить хоть половину этих заданий, но прикидывала, не просочится ли все это в кабинет директора. Впрочем, решила она, ребятки так хотят увидеть ее прелести, что будут лезть из кожи вон, не болтая лишнего.
И она оказалась права. На следующий же день каждый ученик оказался добровольцем, и Лиза даже не успела выслушать всех.
Увы (для них) и к счастью (для Лизы) они делали ошибку через каждые три слова. Вначале они пытались обвинить ее в мухлеже, но Лиза со словарем доказала им свою честность. На следующем занятии все началось сначала.
От урока к уроку ошибок было все меньше. Правда, их по-прежнему было очень много, и Лиза успокаивала себя, что в любом случае сможет выкрутиться. Она уже знала биографии и увлечения всех своих учеников. Все они были одинаковыми, как копипасты: папа бизнесмен, мама домохозяйка, люблю бокс, футбол, пиво, панк-рок и секс. Подробнее всего расписывались сексуальные предпочтения, и вскоре Лиза была напичкана интимными тайнами всего класса, как опытный сексолог.
Чем дальше — тем сильней ее холодил тот самый холодок в печенках. Несколько раз Лиза дома раздевалась догола и устраивала себе смотр перед зеркалом, пытаясь представить, какой ее увидят ребята из школы. Она тысячу раз говорила себе, что все это «просто так», что этого никогда не будет, пытаясь спрятать холодок как можно глубже в себя — туда, где он был почти незаметен.
Это невероятно, но на уроках они занимались исключительно по теме. Приходили недоверчивые завуч, директор, yчитель русского, другие учителя — и убеждались, что чудо, о котором им донес куриный телеграф, не выдумка, и что Лизе действительно удалось взять иностранных оболтусов, от которых стонала вся школа, в ежовые рукавицы. Все видели, насколько лучше те говорят по-русски, и директор уже нашептывал Лизе, что берет ее со следующего года на двойной оклад. С ней стали почтительно здороваться в коридорах, стали просить у нее совета, и Лиза изо всех сил корчила из себя наивную девочку, которая просто любит свое дело, и все.
Когда один ученик (конечно, это был Трэвис) без единой ошибки рассказал ей о своей жизни в Нью-Мексико, а потом еще и выдержал с ней разговор о кактусах своей мамы, делая такие мизерные ошибки, что их можно было не принимать во внимание — тогда Лиза всерьез задумалась.
Это было спустя три месяца после ее ультиматума.
«Трэвис просто имеет на меня особые виды. Но я же не обязана трахаться с ним. Найду какую-нибудь отговорку… Я же женщина, в конце концов», — убеждала она себя. — А другим ни за что не овладеть языком так, как он. За голые сиськи никакой дурак не будет столько вкалывать…»
***
Но

Отец

Джульетта (на речке)

Седьмой день заключения