соском о кору дерева — между ног аж защемило, дыхание сбилось, я едва сдержалась, чтобы не сунуть пальцы глубже в еще не тронутый мужчиной передок. Скорее, больше не могу… Закусив кулак, я стала тереть секиль без остановки быстро-быстро, до тех пор, пока изможденное похотью нутро наконец не схлопнулось в мощном сладком спазме — я едва не вскрикнула, успев зажать ладонью рот. Содрогаясь всем телом и мгновенно обессилев, я осела под деревом на влажную землю; русалки тем временем, толкаясь и повизгивая, ловили блудливыми язычками изливающееся семя.
Нужно убираться отсюда!… Бежать, пока не поздно!… Осторожно, стараясь не шуметь, я выбралась из укрытия и, пригибаясь как можно ниже к земле, устремилась прочь от озера.
Темнело. Нужно было подумать о ночлеге. В сгущающихся сумерках маятник вел меня узкой оленьей тропой по краю глубокого оврага. Как я не гнала воспоминания, а образ ублажаемого русалками лесного красавца стоял перед глазами. Что за напасть! Никогда со мной такого еще не было, что б из-за мужика голову терять! Да я!..
— ААААА!!! — грунт под ногами вдруг обвалился, и я с воплем рухнула на дно оврага. Удар — боль по всему телу — темнота и забытье…
3.
Дура… про елдак облизанный грезила, нет бы под ноги смотреть… Темно вокруг, хоть глаз выколи, видно долго провалялась. Обоняние щекочет запах земли и более навязчивый — растительного сока. Помню, что сорвалась в овраг… Прислушиваюсь к телу: вроде все цело, хоть и немного онемело от неподвижности. Кожа странно зудит…
Маятник! Меня будто пронзило: неужели я его потеряла?! Как же я Друида найду?!!
Я попыталась пошевелиться и поняла, что намертво запуталась в каком-то растении. Дернулась и тотчас взвыла — в кожу будто разом тысячи крошечных коготков впились. Внутри все сжалось от страха — что это?!!
— Это чертова повилика, — будто прочтя мои мысли, низко прошелестел за спиной чей-то хриплый голос, — будешь так дергаться, шкуру с себя спустишь… — Я от ужаса забыла как дышать. Кто это?! — А ты в сорочке родилась, — с усмешкой проговорил голос, — в мандрагору сверзиться и от ее визга с ума не сойти, это какую удачу иметь надо. Видно от удара отключилась прежде, чем вой поднялся…
Меня затрясло, ком подкатил к горлу, в глазах защипало. Кем бы он ни был, нужно попытаться. Судорожно вдохнув, я собрала остатки храбрости и пролепетала:
— П… пожалуйста… помоги мне…
— Может и помогу, — ухмыльнулся голос, — если правду скажешь. Зачем в мой лес явилась?..
Сердце вмиг оборвалось — Лешак! Так глупо попалась, точно муха в паутину угодила!… От осознания собственного бессилия захотелось плакать.
— Я… я Друида ищу, — просипела я, внезапно севшим голосом, — того, что в Заповедной Чаще обитает…
— Вот как? — хрипло хохотнул Лешак. — И зачем ты его ищешь?
— Х… хочу спросить, — внезапно я поняла, что мне почему-то очень стыдно назвать причину, — к… как…
— Как?… — эхом откликнулись за спиной.
— … как жениха заполучить, — сгорая со стыда, выдавила я.
— Хех, надо же, с первого раза правду сказала, — хмыкнул Лешак. — Так и быть, я с тобой тоже честен буду. Повилика из жертвы силу жизненную тянет, и пока не иссушит, из пут когтистых не выпустит. Думаешь, почему мандрагора тут благоденствует — все благодаря товарке своей: повилика для нее жертвы в силках своих душит, пока семя не прольется, — сама насыщается и подружку потчует, а та ее в своих листьях прячет. И силой из ее плена не вырвешься: стебли оборвешь — она из тебя не только жизнь, но и соки враз выжмет, чтобы плети отрастить заново…
— Хочешь сказать, я умру? — всхлипнула я. Попыталась повернуть голову, чтобы хоть краем глаза усмотреть Лешака, и тотчас плети повилики у меня на шее начали медленно затягиваться. — Мама!… — вскрикнула я. — Она меня душит!..
— Жаждешь выбраться — дай ей, что она хочет, — хрипло мурлыкнул Лешак, — насытится тварь и путы ослабит.
— К… как?!! — в панике заскулила я. — Сам же сказал, будет держать пока душа не отлетит!..
— А разве агония смерти, единственный способ вознестись на небеса? — вкрадчивый голос Лешака стал ближе, мне почудилось, что я слышу его дыхание. Ан, нет, не почудилось — Лешак и впрямь склонился надо мной, ехидно прошелестев в самое ухо: — Чувствую, что не трогал никто, да вот только выблудью от тебя больно сладко пахнет… Ну-ка, поведай мне, краса, что в моем лесу делала, пока в овраг не свалилась? Врать не смей, коли жить хочешь…
Мне бы сквозь землю сейчас провалиться, да повилика оплела накрепко!… Пришлось, сгорая со стыда, признаваться во всем, что натворила… Будто измываясь, он тянул из меня подробности, заставляя в деталях озвучивать, что я видела, чувствовала, о чем думала, что и как делала. Я будто заново переживала все, что со мной произошло — кошмар, да и только.
— По сердцу мне твоя искренность, — хрипло мурлыкнул Лешак, точно довольный котяра. — Нечего сказать, потешила ты меня, девка. Так и быть, помогу тебе из пут выбраться. Только, видишь ли в чем беда, больно сильно повилика разрослась, с такой рукоблудием не управиться. Пойдешь ли на то, чтобы Лешак твой цвет девичий сорвал?
«Будь то зрелый муж, либо юноша — сгинет мороком одурманенный; баба ли, девка забредет — чести лишит, да иссушит до смерти»…
— Я на все согласна, только в живых оставь! — всхлипнула я, чувствуя, как повилика все туже начала затягивать свои силки, будто почуяв, что добыча может улизнуть.
— Будь по-твоему, — прошелестел хриплый шепот у самого уха, пробирая до мурашек. — Теплые большие ладони легли на мои бока, прошлись вверх по телу, словно изучая свою добычу через ткань рубахи, потом также неспешно опустились на ягодицы и бедра. — Отдайся мне, — шею обожгло дыхание, мужские пальцы скользнули между ягодиц, — не противься, тогда узнаешь
истинную сладость…
Мне ничего не оставалось, как принять его ласки: по-хозяйски гуляющий по обнаженной шее горячий язык; рот, по-звериному перемежающий обжигающие поцелуи с крепкими укусами; уверенные руки, проникшие сквозь путы повилики под одежду и сжимающие упругие холмики грудей. Продолжая нежить тело, Лешак прижался к моему заду, давая ощутить всю твердость своих намерений. Ох, крепкий какой… ко мне еще никто так не жался. И без того неспокойное сердце снова тяжело заухало в груди, разливая по жилам жар. Голова шла кругом от того, что не могу пошевелиться, и полностью подчинена грозному лесному стражу.
Пальцы Лешака без труда распустили мой пояс и потащили холщовые штаны, заголяя округлый девичий тыл, насколько позволяли опутавшие мне ноги силки повилики. Едва он вновь притиснулся ко мне, горячая мужская плоть скользнула промеж разведенных бедер, ластясь шагреневым древком к припухшим лепесткам срамных губ. порно рассказы Он неторопливо терся об меня, отчего между ног снова заныло в сладком предвкушении. Истома и нега разлились по телу, мне стало так хорошо, как никогда еще не было, а Лешак все больше дразнил, разжигая в девичьем теле блудливое пламя. Упругое навершие щекотало растревоженный секиль, а после соскальзывало по мокрой от сока щелке вверх, игривыми толчками дразнить еще нетронутую норку. Он растлевал меня, будто смакуя каждый миг, постепенно погружая трепещущее в его руках тело в горнило всепоглощающей жажды.
Когда в очередной раз он ткнулся в хлюпающее преддверие, я неосознанно подалась ему навстречу, отставляя попку. Он надавил чуть сильнее, проникая глубже. Тотчас сжавшись, я ощутила твердость его восставшей плоти, и вдруг поняла, что хочу заполучить его всего, без остатка — немедленно, сейчас же!… Ослабив хватку, я подалась назад, и его древко тотчас вломилось в меня, заполняя целиком. Резкая боль смешалась с похотливым зудом — наконец-то пытка кончилась, он весь внутри, так сладко быть прижатой его телом. Крепко облапив, Лешак стал долбить узкую щелочку. Под его тараном все нутро ходило ходуном, истекая по бедрам розоватым соком точно переспевшая груша. Будто охочая сука, я подставлялась под его удары, упиваясь эйфорией жаркой ебли. Как же хорошо, век бы ему давала!… Прости меня, бабушка, не уберегла я чести девичьей — да вот только не жалко ни капельки. Сладко ебет Лешак окаянный — так хорошо, что сердце заходится, до самого донышка елдаком достает, все нутро себе подчинил супостат лесной.
Мужские пальцы проскользнули мне под живот и принялись легко подрачивать секиль. Остатки рассудка развеялись дымкой. Все мои желания сошлись вокруг его окаменевшей плоти, ритмично бьющейся у меня между ног. Не помня себя, я расщипелившись терла похотник о скользкие пальцы, пытаясь одновременно ерзать на пронзившем меня члене. Я извивалась и стонала безудержно, точно безумная, наслаждаясь каждой секундой соития, пока в один момент мое нутро не раздалось под ним и тотчас сжалось, швырнув пылающее тело конвульсивно биться от любовных судорог.
Захлебнувшись в крике, я кончила и рухнула без сил; в тот же миг силки проклятой повилики, как по волшебству, опали, обернувшись безвольными плетьми. Лешак достал меня из пут, вытащил из оврага, напоследок указав едва приметную в темноте тропку.
— По ней иди, не сворачивай, да ртом не зевай о мужиках грезя, — ухмыльнулся лесной страж и будто растворился в темноте. Так я его и не разглядела.
4.
На дрожащих ногах я брела по тропинке сквозь объятый ночным мраком Древний Лес. Бабушкин маятник потеряла, Лешаку попалась. Хоть Друида найду, столько лет о нем грезила.
Вдоль тропки в траве стали то и дело попадаться огоньки светляков. Мне это показалось добрым знаком. Воспрянув духом, я ускорила шаг. Светлячков становилось все больше — они мерцали в траве, кружились в воздухе. Тропинка вывела меня на залитую лунным светом поляну, на окраине которой стояло гигантское древо, в чреве своем вместившее дом. Меж могучих выпирающих из-под земли корней высилось резное крыльцо, на верхней ступени которого сидел Светлый Друид. Одетый лишь в штаны свободного кроя и в белой меховой накидке

Папа — мой первый учитель

История заброшенного тира

О чем говорят глаза