Нет, я был почти трезв, отлично все соображал, но член в брюках так напрягся, что мне было неудобно встать из-за стола.
— Сейчас я постелю в спальне и ты немного отдохнешь, — словно во сне сказали мне на ухо чьи-то губы и тут ее мягкая рука подняла меня из-за стола. В спальне, она усадила меня на кровать и как заботливая мать, стала расстегивать и снимать с меня одежду, приговаривая: сейчас мы снимем с тебя все и уложим в кроватку. Когда она сняла с меня трусы и увидала торчащий член, то искренне рассмеялась: «Сморите на него! Командир — уже почти спит, а «часовой» на боевом посту! Она нагнулась, стала передо мной на колени и наехала на моего мальчика накрашенными губами. Минет она делала мастерски. Я даже удивился ее мастерству, на что она, словно угадав мои мысли, ответила: «Не удивляйся. За три года университета умные люди чему угодно могут научить старательную к наукам девушку. Я только хмыкнул в ответ, наконец-то поняв, что эту девушку научили там не только минету, но и умению подбрасывать в вино кое что из возбудителей половых чувств, так как сейчас у меня так стоял, как никогда до сих пор. Я понял, что сейчас будет секс, который мне и не снился. Потом мне мерещилась очень красивая высокая девушка на каблуках постепенно снимающая с себя одежду. То ли это был сон, то ли мне действительно померещилось, как вдруг на меня голого, лежащего на спине эта девушка легла всем телом, вдавливая меня в матрас, прогибая панцирную сетку.
— Все хорошо, мой милый! Мой капитан Грей! — целовала она меня в губы и шею, постепенно надеваясь своим телом на моего «Малыша». И тут он мягко зашел. Я даже не ожидал, что это свершится так просто. Сквозь волшебную дрему стучались две мысли; «Боже! Как хорошо! Но, почему так свободно? Ба?! Она не девушка. Недаром говорила моя кузина, что свою девственность почти все девушки университета оставляют после второго курса на память своим молодым и перспективным учителям в награду за приобретенные знания».
Она накачивала меня монотонно, аккуратно, со знанием дела. Член казалось, купается во влаге ее щели. Она крепко целовала меня в губы после каждого подаренного ей оргазма. Мне было свободно с ней и очень приятно и хорошо. Я сравнил ее с кузиной, но та была огнем в руке, а эта тихой, нежной речкой, приятно омывающей камушки по берегам. «До чего же секс бывает разным с разными девушками?» — удивлялся я щекоча ее клитор кончиком языка, под ее страстный шепот; «Ты садист, Эдди! Надо же так меня раскочегарить, что хочется взлететь под самый потолок». Тогда я перевернул ее на живот и вставил «Петушка» в следующую дырочку. Она повернула голову, удивленно глянула на меня, но ничего не сказав, только кивнула головой, выдавая согласие и на такой вариант. Я обезумел. Теперь я, озверев, драл ее, как дикую кошку дерет ее ревнивый супруг, застукав ее с другим котом. После каждого удара она только и успевала шептать; «Мамочка! Мамочка! Мамочка! Странно, — подумал я. Она никогда ранее не произносила слова мама, заменив его всегда только словами: «А вот мой папа»!»
Мы перебрали массу разных поз, и я понял, что имею дело с исключительно осведомленной молодой женщиной по самым разным вариантам сношения. Казалось, что «Камасутру» она вызубрила назубок, пройдя практику среди самых видных умельцев секса. Даже видавшая виды «Эммануэль» выглядела сейчас перед ней жалкой ученицей. А ведь я всегда думал и убеждал окружающих, что Россия — страна чудес, и нам нечему учиться у прогнившего запада, так как наши мастера и мастерицы давно превзошли всех западных и заокеанских мудрецов не только по всем жизненным
вопросам, но и по части секса тоже. Уснул я в ее объятиях, держащей в руке мой подрагивающий член. Проснулся я рано. Над землей только показались первые лучи июльского солнца. Как был голяком, так и пошел к озеру, нырнул, вода приятно освежила тело. И тут на берегу объявилась моя совершенно голая подруга, которая точно будет теперь моей женой, ибо такую женщину отдавать кому-нибудь другому просто грех. Она нырнула и в размашку поплыла ко мне.
— Ты что же убежал от меня, Эдди? — подплыла она, пытаясь меня обнять.
— Не хотелось будить тебя. Ты так сладко спала. Я любовался твой красотой, любимая…
— Ты такой хороший, мой любимый! Что нам теперь делать?
— Остается только одно. Стать перед родителями на колени…
— Зачем?
— Просить прощение и твоей руки, милая, — ущипнул я ее за упругую ягодицу.
— Но тебе еще два года учиться и диплом, — стала она отгребать в стороны плавающие листья.
— Я думаю, что с твоим папой этот вопрос мы решим положительно, а с мамой предварительно переговори, только осторожно. Женщины, особенно матери, очень болезненно воспринимают такие известия. А сейчас возвращаемся в дом. Надо поставить печать на нашем договоре, — предложил я.
— Печать? Какую? — наморщила она брови, выгребая к берегу.
— Сейчас увидишь…
Стерев последние капли воды, мы вошли в спальню.
— Ложись сюда на спину, — указал я ей на подушку. Она легла, слегка раздвинув ноги.
«Сообразительная девочка», — подумал я, ложась животом на ее живот головой к ее ногам.
— Валет? Мы так еще не лежали, — сказала она.
— Теперь бери член в рот и соси, как можешь, То же самое буду делать я. Главное вызвать друг у друга оргазм и обоюдно выпить сперму партнера. Если получится, то печать на брак поставлена. Понимэ? — улыбнулся я.
— Так точно, мой командир! Начали! — она наехала губами на головку члена и стала ее облизывать, я языком щекотал клитор слегка покусывая его Она сжимала мою голову ногами, постанывая, но не выпуская член изо-рта. Теперь она едва не проглотила член, загоняя его в рот до самого отказа. Было чертовски приятно, я чувствовал, что если она догадается его пожевать, то оргазма не избежать. И в это мгновение ее тело напряглось и она выплеснула свою жидкость прямо в мой рот. Я тоже сливал ей. Она давилась, но глотала. Отдышавшись, мы стали целоваться мокрыми губами. Наш замысле оказался более, чем успешным… Затем я развернул ее задом к себе и немного передохнув, чувствуя, что мой член еще крепок, стал трахать ее сзади, не соблюдая никакой этики. Я драл ее в свое собственное удовольствие, наплевав на ее стоны и протестующие жесты руками, как бы говорящие, что надо быть человечнее, но сейчас мною руководил инстинкт зверя. Я драл ее, а она стонала, то ли от боли, то ли от наслаждения, я дул в нее, что было силы, надеясь, что она когда-нибудь признается, что это был именно тот секс, которого она хотела, но стеснялась заказать. Качал я ее часа два. Наконец, она взмолилась:
— Эд! Я чувствовала, что ты настоящий мужик..
— С яйцами, — добавил, усмехнувшись, я.
— Именно… Но я и представить себе не могла, что ты можешь так долго и упорно трахаться. Ты — молодец, милый, но надо и меру иметь. У меня там все горит, словно кипятком ошпарено.
— Сдаешься? Никому не скажешь, что я слюнтяй?!
— Ну, что ты, милый. Это я сопли распустила, недооценив твои способности. И кто это научил тебя так трахаться?
— Как?
— Так долго, упорно и безостановочно? Тебе бы в бордели работать. Большие деньги зарабатывать…
— Еще замуж не вышла и уже денег нехватает?
— Денег хватает. Сил — нет…
— Износилась преждевременно, бедняжка?
— Ну. Что ты плетешь? Просто у меня такого секса ни с кем не было?
— А с какой был?
— Да так. Хлюпики одни. Не успел вставить и уже кончает…
— Значит, я обошел всех в этой гонке?
— Ты сексуальный мустанг. Ты никогда не устанешь. Молодец! Я горжусь, что у меня будет такой муж…
— Может он уже есть?
— Конечно. Он реально есть. Я люблю тебя, Эдди…
— Наконец-то вспомнила о любви, — усмехнулся я.
— Не ерничай. У меня была долгая дорога в дюнах. Целуй меня сюда, — она расставила ноги и развернула пальцами свое сокровище.
Я нагнулся и поцеловал ее там, в засос…
Мы прожили с Илоной сорок пять лет. Куда только нас не кидала офицерская судьба. Вырастили двух детей: сына и дочь. У них тоже свои семьи. Жизнь у меня сложилась хорошо. Не зря же я в молодости так долго шел к этой заветной цели: «Большой любви». Илоны, к сожалению, уже не на свете, но в моем кабинете висит ее картина командира корабля на мостике с парящей в небе чайкой.
Эдуард Зайцев.

Вера

Тяжело в деревне без мужика

В офицерском общежитии