нежности у отца и дочери случались нечасто, так уж Федор был воспитан. Конечно он очень любил дочку, но уж как-то привык, что сюсюкаться не принято… И не сюсюкался.
А вот, оказывается, как на самом деле это важно, чтобы дочка почувствовала ласку и нежность…
Так он простоял с минуту, прижав дочку к себе, дыша её запахом и слушая её беседу с тещей, которая и не подозревала о его присутствии. Это было даже интересно, – с внучкой теща держала себя совсем не так, как с ним. И ничего даже, вполне приятная пожилая женщина! Зачарованный такой метаморфозой, он заслушался, и из состоянии блаженного утреннего ступора его вывела вновь неизвестно откуда возникшая мысль, – а ведь дочка-то стоит перед ним в классической для ебли позе. «Раком» стоит, если точнее…
И её крепенькие ягодички от его члена отделяет только тонкая ткань ночнушки, да его собственные семейки. Не успел он сам должным образом осознать суть этого открытия, как его член явственно стал твердеть. Первой реакцией было отпрянуть от дочкиного тела назад, чтобы она ничего не почувствовала, – но это столь грубо бы нарушило ощущение спокойствия и душевного равновесия обоих, что он не рискнул. Хотя о его равновесии и душевном спокойствии уже очень скоро можно было только мечтать, – какая-то часть сознания, несмотря на все уговоры и угрозы, продолжала его настойчиво информировать, что у него в объятиях молодая зрелая девка, причем в позе наипервейшей готовности. Запах дочери показался вдруг возбужающе-мускусным, он почувствовал близость её тела каждой клеточкой своего, руки на мягких плечиках непроизвольно сжались сильнее. Он отстранился все-таки назад, не совсем, а настолько, чтобы окончательно набравший силу хуй не касался девушки.
Надо уже это… Уходить. И подрочить, что ли. В самом деле…
Но тут случилось нечто, что потрясло Федора Владимировича куда сильнее. Дашка, чувствуя, что он подался назад, не выпуская её плеч, вдруг двинула попкой к нему, разом уткнувшись в твердый передок… Федор затаил дыхание и замер. Но Даша не отстранилась, и ничего не сказала, а наоборот, подалась к нему еще раз, явственно потеревшись ложбинкой между ягодичками по его хищно оттопыривающему трусы концу… Один раз, затем еще раз, уже как-то… требовательно.
Чувствовалась, что она удивленна, но ничуть не боялась, и с любопытством ожидала его реакции.
Поскольку сразу её не последовало, – Федор Владимирович был слишком ошарашен, она изогнула поясницу уж вовсе по-кошачьи и потерлась о его естество уже явно-настойчиво. Такого Федор вытерпеть уже не смог, и машинально двинулся навстречу её широкому тугому крупу, дав дочке почувствовать всю переполняющую его силу…
Самое поразительное для Федора было то, что Дашка ни на секунду не прекращала размеренной беседы с тещей, – разве что слова её стали какими-то слегка рассеянными. Но голос не изменился, и когда она терлась попкой о твердый член отца, теща нимало не заподозрила, что внученька занята чем-то, помимо разговора с ней!
Теперь они уже не прощупывали почву, а целенаправленно ласкали друг друга.
Дашка, высказывая теще свое мнение по поводу актера Ричарда Гира, поймала ладошкой правую руку отца, убрала её со своего плеча и переложила под бретельку ночнушки, на восхитительную нежность правой грудки с твердым сосцом. Признаться, осатаневший от желания и потрясения Федор оказался не способен на изысканные ласки, и довольно таки грубо сжал нежно-упругую горячую сисечку мозолистой ладонью. Другую руку он совершенно автоматически запустил дочке под подол, задирая его, и скользнул ладонью по крепкому белому бедру, напряженным ягодицам, взъерошил клинышек волос на лобке, огладил животик, и остановился на второй груди, для чего Дашка понятливо приподнялась с подоконника.
Накрыв ладонями обе груди извивающейся в его объятиях дочки, ненасытно разминая их и теребя соски, при этом продолжая, уже входя в ритм, тереться о неё членом, Федор Владимирович не мог не понимать, чем все должно было закончится.
Но в тот момент он только желал этого, не в силах думать ни о чем другом…
Дочка, поддерживая разговор с бабушкой, умудрялась сохранять спокойную интонацию, и даже задавала вопросы по делу (а бабка пространно отвечала, радуясь внимательному слушателю), но её желание было уже таково, что он на высоте полного роста ощущал её острый запах, а движения стали резкими и нетерпеливыми…
Наконец, он решился. На секунду отступил назад (девочка нетерпеливо покрутила попкой), стянул трусы, примерился, и покрепче ухватив её груди, крепким, безжалостным рывком вошел в дочку, натягивая на себя её белое, податливое тело. Внутри Дашка оказалась горячей, влажной, но тесной, он отвык от такой узости и пожалуй, переборщил с силой внедрения, но сдержаться не смог. Дашка умудрилась сдержать стон, лишь беззвучно откинув голову назад, уткнувшись пушистой головенкой ему в лицо… Он от избытка чувств чуть укусил её за шею, окончательно забывшись, и начал КРЫТЬ её мощными толчками, вдавливая в подоконник, так сильно, что едва не отрывал её босые пятки от линолеума… Дашка, впрочем, не отставала – девочка, оказывается, умела посмаковать еблю не хуже отца, и сильными волнообразными движениями тела подмахивала ему, ритмично и слаженно, будто накачивала себя его твердым, как камень, поршнем…
Сколько они тогда снашались, Федор не помнил. Что-то было нереальное в их бесстыжем, животном, но удивительно слаженным и синхронном совокуплении, – они двигались друг на встречу другу как танцующая пара, ощущали друг друга и растворялись в страсти, будто трахались вот так каждый день…
На счастье, теща как раз решила зачитать длинную статью про одежду от известного кутюрье, и Дашке какое-то время была дана свобода не отвечать на вопросы и не кидать ценных замечаний. В этот момент отцовский член так распирал её, так сотрясал все её тело, что разговаривать она не смогла бы по чисто физической причине…
Как они кончили, Федору надолго запомнилось. Он неожиданно почувствовал… что начинает спускать, и Дашка, несмотря на весь запал, ощутила это тоже, по какому-то совсем уж дикому ритму, с которым он начал её ебать… Но когда он хотел выйти из неё и излиться снаружи, она решительно остановила его, впившись в его руки острыми ноготками. Даже когда он уже не мог активно работать, лишь рефлекторно двигал бедрами навстречу ей, она крепко сжимала его плечи, не давая убрать руки с со своей груди, и бешено накачивала его, ритмично извиваясь всем телом… Наконец, он взорвался, наполняя дочкину теплую глубину влагой, и почти сразу же обмякла и Дашка – её бедра резко дернулись, и замерли, она вновь, как в самом начале, откинула голову, раскрывая розовый ротик в бесшумном крике и жмуря глазки… Он ощущал спазмы её узкого влагалища – такие знакомые, и такие забытые за много лет ощущения, и торжествовал от своей победы, ощущая восторг и триумф…
С две минуты она пролежала на его руке, краешком губ слюнявя большой палец, но тут бабушка как раз закончила чтение, и поинтересовалась, что же думает «студентка» о новой коллекции этого самого «дольче гобаны»…
Незаметно втянув воздух в легкие, Дашка начала почти не изменившимся голосом излагать, что собственно думает, а Федор Владимирович осторожно вышел из дочери и жарко поцеловал её в шею. Дочка, в промежутке между фразами, ловко изогнулась, и куснула его за ухо, оставив на щеке и шее влажный след от язычка…
… Федор снова вышел во двор, и почти ничего не соображая, подошел к умывальнику, вылив остатки воды на свою холку и вытерев член вчерашним грязным полотенцем, на котором следы семени разглядеть все равно было нельзя. Вздохнул, прокручивая в голове произошедшее.
… У него еще будет время поговорить с Дашкой.
… Он не позволит себе обидеть её, чем бы то ни было.
… Он не жалел о случившемся – слишком это было прекрасно.
Но чутьем человека, повидавшего многое, он ощущал, что жизнь его уже никогда не станет в точности такой, какой была до этого утра…

Мой второй выпускной

Ох, Аринка. Часть 3: Пробуждение Cuckold

Ошибка моей мамы