вру — вам не придраться — Минут, пожалуй, эдак, двадцать Любили Катьку три мужчины, Стремясь достичь своей кончины. Но первой кончила Катрин Среди искомканных перин. И видя Катины оргазмы Мы трое облегчились разом, Излив в нее любовный сок... Вот это сладкий был кусок!... 14 Чтоб интерес ты не утратил, Я вкратце о себе, читатель Мой драгоценный, расскажу. Но не о том, как я служу, Кто мать моя, а кто отец И мой какой длины конец. Но рифмы легкие тасуя, Себя я малость обрисую. Что обо мне уже ты знаешь? Какие чувства ты питаешь? Ты малой частью знаешь круг Моих знакомых и подруг. Ты знаешь маленькую Зину — Мою забавную кузину. О Галке знаешь и об Ирке — Они мне подставляли дырки. Олега знаешь ты и Настю — Обитель дикой вольной страсти. Алешку знаешь и Петра — Им уделил я взмах пера. Ты знаешь Катю, наконец, Что мой соленый огурец Могла засунуть иногда С двумя другими хоть куда. Из всей наружности моей Ты знаешь только, что длинней Бывают члены моего. Но ты не знаешь одного: Такой распутный образ мой Был создан верною женой. Ведь я обмолвился однажды, Что раз, томим любовной жаждой, Я эту глупость совершил: Стучало в голове: «Жениться!» И окольцованный, как птица, Жизнь холостую завершил. Но до женитьбы был я тих, О чем не говорил мой стих. И в эти «сердца именины» Я быть прекрасным семьянином И верным собирался быть... Да только вот нельзя любить Лишь только днем свою жену. Она ж мне говорила: «Ну! Опять ты пристаешь, невежда! Уж коли снял свою одежду — Пижамой тело скрой свое, Ты, наказание мое!...» Когда ее я добивался, Я весь порыву отдавался — Она ж при этом все равно Лежала молча, как бревно. Скажи, читатель, мне на милость: К чему ведет сия стыдливость? Ответ известен всем вполне: Несчастный муж на стороне Найдет своей натуре выход. Меня ж моя соседка лихо Вкруг пальца как-то обвела И отимела, как могла! При том могла она не плохо: Я то стонал, то громко охал, И в тот момент, когда в нее Вливал я в естество свое, Заходит милая жена. И рот открыв, поражена, Не знает даже, что сказать... Ее пришлось мне потерять. Чтоб компенсировать потерю Я распахнул разврата двери, И соблазнял и там, и тут, О чем и говорит сей труд. Сосите ж, жены, у мужей! Давайте им своих «ежей» Головкой члена трогать чаще! Ведите их в такие чащи, Где ваши алые соски Дрожат от мужниной руки. В аналы приглашайте пальцы, И язычком шершавым яйца Любимым трогайте своим. Любовь дарована двоим!... Чем больше в жизни будет оргий — Тем больше можно вспомнить в морге. 15 Мой праздник приключился летом — Под теплым и лохматым пледом За девять лун до торжества Я был зачат в тебе, Москва. Здоровый дух в здоровом теле — В тот день изрядно попотели Любимые mаmа с рара Едва покинули попа. И получился я неплох: Я в детстве не страдал от блох, А позже в зрелости своей Я обходил любых парней По соблазнению девиц И член вгонял в них до яиц. Решил я всех своих гостей В свои праздник затащить в постель — Я не из тех, кто ждет подарки. День, как нарочно, вышел жаркий, Холодный сок моим гостям Служанка часто разносила. Она-то знала, что «коням Для кобылиц сегодня сила Сильней обычного нужна!» Остра на язычок она. Мою служанку звали Аней, Мы с ней частенько на диване Играли в «диких лошадей», Полны новаторских идей. Она и нашептала в ухо: «Давай большую групповуху На твой устроим юбилей!»... Такие женщины — елей! Меж тем в моем веселом зале Собрались люди всех мастей. Все вам знакомы. Не узнали? Я ж описал своих гостей В строках сего произведенья! Здесь Галя с Ирой, и Олег С Настасьей; двух моих коллег Должны вы помнить бес сомненья: Алеша с Петей — ими Катя По кругу пущена в кровати Была. А, к слову и она На праздник мой приглашена. Забвению не дам в обиду Мою кузину Зинаиду, Ведь ей посвящена глава... Негромким рокотом молва Среди гостей прошла, что нынче Любой в любую членом тычет, Лишь будет подан главный знак. И все в действительности так. Все чином чин: идет застолье, В бокалах — вина древних лет, Но страсти нет еще раздолья, Ведь знака тайного все нет... Все пьют, гуляют и танцуют, Играет музыку квинтет, Но все еще тела тоскуют, Ведь знака тайного все нет... Столы прислуга убирает, Внося в центр залы табурет, Но стоном грудь не распирает, Ведь знака тайного все нет... Как вдруг, с себя срывая платья, Оставшись в туфлях и чулках, Друг другу в жаркие объятья Под неожиданности «ах!», Нагие Катя и служанка Анюта бросились... Ах, жалко, Тебя, читатель милый мой, В ту пору не было со мной! Девицы всем задали жару! В какой экстаз они на пару Сумели привести себя Друг другу груди теребя! Соски лизали языками, Ласкали нежными руками — И это на глазах у всех! Ошеломительный успех. На табурет Катюша встала, И Аня ей рукой достала Чудесный вход меж дивных ног. Тут Катя села, будто йог, Сложила по-турецки ноги, И было видно очень многим, Как лижет щель ее Анюта. Катюшка кончила в минуту. И в этот миг святая страсть Моим гостям передалась. Накинувшись на женщин голых, Они свои втыкали колы В их благодарные тела, И сперма лавою текла. Я смазал член свой вазелином, Раздел прилюдно до гола И попкою надел кузину. Она вскричала как могла. Тогда в ее открытый рот Головки стал вставлять народ. Она сосала и мычала, Покуда палка не кончала. И крика изменилась суть: «Засуньте в рот мне, кто-нибудь!» Затем я на пол лег на спину, На член мой села Катерина Своей сочащейся дырой И, громко охая порой, Но мне, бесстыдница, скакала. А в самой середине зала Алеша сел на табурет, А Ира с Галею минет Над ним со страстью совершали. И Настенька в одний лишь шали По залу бегала нагой И тыкала босой ногой Кому-то в рот, кому-то в попку. Я изловил ее, плутовку, И смачно отимел в углу, Вогнав в красотку не одну Струю густой белесой жижи... Хотя кончать я ненавижу, Когда на том конец игре. Люблю я только на заре, Всю ночь промучив горемык, Позволить, чтобы член мой сник. Но в этот раз, лишь я подругу Пустил сосать по залу кругом, Мой орган встал как в первый раз, Головки показав атлас. Прислуга в зал внесла кровати И все продолжили на вате Разврату придаваться всласть — Пускай царит сегодня страсть! Все время все меняли ложе, Ища кто крепче, кто моложе, Лизали попочки подруг, Язык засунув в узкий круг, Имели раком их и сбоку Вдвоем, втроем и вчетвером, Нас женщины с любовным соком Поили лаской и добром. Мы веселились до утра, Олежек отимел Петра, Пока ему жена сосала То, что меж ног его свисало. Мы, закусивши удила, Кончали в нежные тела, Сосали плотные соски, Меняли женщин, как носки. Потом, усевшись на кровати, Взяла бразды правленья Катя И, раздразнив свое либидо, Из нас сложила пирамиду. Мой друг, представь себе картину: Лижу я клитор у Ирины, Она сама сосет Олега, Кряхтя, как старая телега! На члене попкою Галина Танцует, словно балерина, При том стараясь у Петра Испить все семя из нутра. Сосет мне ногу Зина нежно: Ей пальцы запусти в промежность Алеша; о ее колено Он с силой трет головку члена, Вставляет сзади в Катерину И строит наслажденья мину. А рядом голенькая Настя Уселась в позе «пенис, здравсте!», Раскинув ноги широко И клитор теребя рукой. Анюта лижет ей соски, А я, назойливый москит, Вгоняю Ане пальцы в анус И наслаждаюсь, наслаждаюсь. Потом не помню, что и было: Все двигалось, стонало, выло, И смысл всей жизни был в одном — Я кончил и забылся сном... Поверь мне, милый мой читатель, Поверь мне — знатоку кроватей: Нет слаще жизни половой, Чем омут страсти групповой! 16 Теперь на старенькой кровати В уютном ласковом халате, Я коротаю дни свои Забыв о страсти и любви. Лицо окутали морщины, Года мои уже не те. Где тот воинственный мужчина, Что находил и в темноте Дорогу к плотским наслажденьям? Что доводил до изможденья Любую всякий раз из тех, Кто не чурался сих утех? Скриплю пером я по бумаге, В воспоминаньях погребен; Уж я успел сменить трех жен И вновь хлебнуть семейной браги. Сейчас живу с четвертой дамой. Она моим молюткам мамой Недавно стала — родила Мне двойню славную она. Теперь своей жене я верен, Храню святой любви очаг Покуда пламень не зачах В том очаге. Как сивый мерин Я вру на праздничных балах Про годы юности веселой; Про страны, города и села, Что захватил коварный враг, И что мне довелось отбить И даже награжденным быть. Живу обычно и тоскливо, Ем груши, яблоки и сливы, Но никакой волшебный фрукт Не сможет заменить вам вдруг Той радости живой, что годы Уносят прочь... И непогоды Лишь заполняют небосвод Моих былых лихих свобод. Порой даю себе я волю И позволяю милой Оле, Красивой, стройной, кареокой, Брать мой сухой шнурок за щеку. Ей лишь пятнадцатый пошел, Но до чего же хорошо Умеет Оленька сосать!... Жаль никогда уже в кровать Ее к себе не отнесу — Не удержать мне на весу Ее девическое тело. Да и не только в этом дело: Ведь просто верен я жене, Она, надеюсь, тоже мне... На этом труд я завершаю. Читать его я завещаю Всем тем, кто до сих пор не смог Понять: морали нет меж строк. Искать ее — не много смысла. Ищите радостей пока Еще крепка у вас рука, И все системы организма У вас работают как надо, Поскольку есть одна отрада — Уж в этом вы доверьтесь мне — Любить всех женщин на земле!..

Не детская, социальная. Глава 1

Ода латексу

Муха-Цокотуха