в ладонях, сминая, разливали по телу, приподнимая, ощущали их тяжесть.
Я посмотрел на Инну уже по-другому.
Не так, как всегда смотрел, Инна-подруга, а по-другому — Инна-женщина….
Почему они могли бы лапать и ласкать ее тело, а я нет, они могли насладиться ее тайнами, а я — нет? Почему бы им она, отдавшись, изменила Лёхе, а я не могу с ней так поступить? Я так же заплатил за неё! Я купил её! Я, можно сказать, спас ее от тех двух, что трахнули ее в моей голове, спас от чужих, немытых, грязных мужиков, один из которых кавказец, а другой жирный урод, которые не известно, с кем до этого крутили и что носили на своих концах… А я знаю, что чист! Знаю, что она не принесет от меня Лёхе подарка! На меня можно было положиться…
Мы пили чай молча, о чем думала Инна, я не знаю, а я думал о том, как ей сказать о своём желании. То, что я задумал, для себя я уже оправдал: она шла на это осознанно, так почему я не могу исполнить ту роль, какая предназначалась для другого, от нее уже не убудет, а если посмотреть со стороны, то ей еще и повезло, что этим человеком буду я. К тому же она должна понимать, для чего были вызваны ко мне на квартиру она и ее подруги! Да! Я, просто тупо ее хотел!!!
— Что делать будем? — я отставил чашку, посмотрел на Инну, — дурная ситуация, согласись!?
Инна согласилась, вернее, она отвернулась, а согласие её мне передало отражение ее лица в оконном стекле, оно без эмоций смотрело в даль, и навряд ли в тот момент Инна любовалась красотами осенней природы.
Но все же она была тут со мной, она думала о том, что случилось, определилась и вылила это в словах: «Деньги я тебе верну!.. Только Лёшке ничего не говори, пожалуйста!!! — она вышла из сумрака и теперь смотрела на меня извиняющимся взглядом, — Не нужно, чтобы он знал об этом.»
Сидящий передо мной ангел помолчал (Как же она хороша!!!):
— Я уйду оттуда, расскажу ему, что мне нужны деньги, и мы решим эту проблему вместе, — ангел искал поддержки, и ища её, взял меня за руки, — правда, Серёж? Ведь все можно решить! Только нужно верить друг другу и не скрывать ничего друг от друга… — ангел плакал, и слезы бриллиантовыми нитями сверкали на его улыбающемся в отчаяние лице, на его розовых и таких милых щечках, нежность которым придавали аккуратные ямочки в нижней четвертинке лица. Мое возбуждение улетучивалось… То, что произошло со мной до этого, то, что еще было во мне, когда она коснулась меня! Когда пришло осознание, что эти руки куплены мною, они мои и я вправе был бы направить их туда, куда захотел, уходило туда, откуда неожиданно вырвалось… Я готов был отказаться от желания ради этого ангела, ради своей жены, ради дружбы с Лёхой, ради себя в конце концов, я не был подонком и не хотел становиться им.
Но те слова, что она произнесла позже, это ее ко мне предосуждение!!!… Почему она решила, что она жертва, а я…
— А Ольге я ничего не скажу… Вы, мужики, вас не поймешь, что вам нужно… Ольга красивая женщина, ведь ты добивался её!! А сейчас… Что напало-то на тебя!??? — она всхлипнула носиком, дружески улыбнулась, но я видел в ее глазах осуждение и что-то ещё. Это что-то говорило мне о том, что больше таких отношений, какие у нас с ней были ранее, уже не будет, что она разочарована мною, разочарована поступком, который я совершил. И передо мной сидел уже далеко не ангел, ангелы не умеют осуждать…
Обида навалилась, затуманивая сознание. Что она о себе возомнила, почему считает себя чистой и неиспачканной, а меня запнула в мусор. Да она такая же, как и я!!! Она такой же человек, как и я, с таким же слабостями и нравственными увечьями! Ведь она не пошла к Лёхе, не призналась ему в том, что случилось, а решила свою проблему древнейшим способом — лечь под мужика и отработать долг!!! На ум снова пришла картинка кавказец и она… Он долбит ее на всю свою кавказскую длину, не жалея а наслаждаясь… Она получает деньги, убегает их в карман.., Какой к черту ангел!???…
Я чуть сильнее сжал ее ладони в своих руках.
— Серёж, мне больно! — она выдернула руки, — Я пойду…
— Алло! Я бы хотел продлить! Да! Да! Само собою! — Телефон был поставлен на громкую связь и весь разговор о продлении услуги прозвучал на всю кухню. По другому я ей не мог об этом сказать.
— Ванна там!.. — Из кухни я выходил не смотря на неё…
Когда шум воды стих и щелкнула щеколда двери, когда разгоняя покой воздуха, глухо открылась дверь ванной, я почувствовал весь ужас создавшейся ситуации. Заставив Инну, жену друга, идти в ванную комнату для того, чтобы она навела свежесть для меня, просив (желание клиента — закон) ничего не менять в своём внешнем виде, я переступил черту невозврата. Поняла ли она, что она сама виновата в том, что случилось??? Что если бы не ее слова, этот взгляд, рождающий презрение (вот и определение тому, что я увидел), все было бы по-другому…
Я сидел на диване, а она стояла в двух шагах от меня. Она была моя! Полностью моя!!!
Такая же, как и вошла ко мне, ничего не поменяв, не лишив себя ни малейшей детали туалета.
— Подойди! — Голос оказался хриплым и высушенным. Она подошла. Какое-то время я сидел, боясь дотронуться до неё. Она стояла передо мной на расстоянии вытянутой руки, а я боялся посмотреть, поднять глаза. Я видел её красного отлива платье красиво облегающее стройные ноги, такие же, как и ноги, стройные бедра, уходящие в такую же нежных линий талию, всё было безупречно красиво и строго по формам. Я положил руки на ее бедра и, притянув к себе, все же поднял взгляд. И захотелось встряхнуть её, заставить понять, что я не могу уже по другому, не смогу пересилить себя и отпустить её… Так почему она мучает меня? Почему она делает это со мной? Почему она не понимает, что сама виновата во всем этом?.. Она завела меня, разозлила меня, предала меня, уничтожила меня. Я хотел её!!! А она… она, закусив губы, закрывала глаза…
Пальцы переходили от одной пуговицы к другой, от верхней к той, что была ниже, и так до самого низа её глухого облачения, переходившего в подол юбки. Платье расходилось, распускалось под моими руками, открывая бархат её кожи.
Плечи. Ключицы. Ложбинка груди под тесьмой бежевого бюстгальтера. Животик. Всё это было так бесхитростно правильно!!! Неужели от этого можно было отказаться???…
Губы не останавливались ни на секунду. Я целовал это чудо. Безудержно. Бесконтрольно. Я прижал ее к себе и утонул в ней… Инна. Инна. Инна!!! Что же ты натворила? Зачем ты пришла сюда? Как же теперь будет? Что будет??? Я целовал и думал об этом, думал, думал, думал, как же она хороша… Задавал вопросы, но не ждал ответа — мне было плевать, я хотел её!
Грудь была небольшая — всё-таки она была спортсменка, но такая свежая и упругая, что губы с трудом справлялись с ее внутренней пружинкой, язык, проходя по твердому сосочку, уступал место губам и они, с трудом сминая витки желёз, выпускали зубы. Я кусал её. Кусал за её сексуальность, за её бабское очарование! Это тело вскружило мне голову, наполнило меня вожделением, безобразием, скотством. Уже не было Инны, была баба, которую я хотел запомнить на долго. Баба с шикарными формами, с шикарным, чистым, ухоженным телом.
Рука коснулась промежности, я хотел лишь одного. Уже хотел лишь одного… Сминая ладонью ту нежность, что дарят нам женщины, я позабыл о том, кто передо мною, и просто делал с ней это. Трусики не мешали. Бежевая ткань наоборот награждала ладонь тайной, придавала ситуации пикантность. И ладонь, сходя с ума, смешивая ласки с животной грубостью, то нежно текла, будоража желание, то, желая выплеснуть эмоции, сжималась в кулак.
Мешало платье!
И оно, чуть задержавшись на бедрах, опав опустевшими рукавами к полу, медленно стекло к низу, оставляя свою обладательницу беззащитной и доступной.
И был лиф.
В безумстве желания, торопясь, он был расстегнут, скинут с плеч блуждающей по спине рукой и отброшен в сторону.
Женщина была полностью в моем распоряжении. И я не мог больше держаться.
Инна потеряла последнюю деталь своего туалета — бежевый листок был сорван рывком, теперь он мешал, и был не нужен.
Теперь я не боялся смотреть на неё, неужели она ко мне ничего не испытывала!? Такого не могло быть. Она должна была хотеть меня…
— Инночка! Милая! — и снова хрип. Но теперь хрип не страха, а возбуждения. Я хотел, чтобы она понимала, что она прекрасна, и хрипел ей об этом. Я шептал ей признания и целовал, целовал это безумие. Коленки. Бедра. Живот. Всполох огонька-языка по бабочке. Раз. Другой. Третий. И он раскрыт. Она раскрыта. От каждого прикосновения она становилась податливее, шире расправляла крылья. Я пил её. Наслаждался ею. Я доставал все глубже и глубже. И она вздрогнула!?…
Я не помню, как разделся, как стянул штаны, плавки, не помнил, что говорил ей, помнил только ее горячее тело, её запах и вкус кожи, волос, губ. Целуя, притянул, посадил на себя и стал тем путником, что блуждая в пустыне находит воду. Я обрел эту воду. Она остудила меня. Я захлебнулся в её студености. Первый глоток был самый вкусный. Я узнал её. И не был разочарован…
Затем был второй. Третий. Четвертый. Глоток сменялся глотком, но не становился безвкуснее, она была полноценной рекой, в ней текли прекрасные воды. Она была Эвринома, а я её Офион… Она родила всхлип… Тихий. Еле слышный. Но он был, и я не мог ослышаться! И пока не пришёл Кронус и не низринул нас в глубины реалий, я хотел его услышать вновь…
Это могло быть моим прощением. Моим оправданием. Моей правдой…
Инна держалась из последних сил, я видел и чувствовал это. Её голова давно уже лежала на моем плече, и чем дольше продолжалась скачка, тем чаще я чувствовал легкие уколы в плечо. Ее зубки были остры и сладки. Каждый укол приносил уверенность, разливался по телу усладой гордого блаженства.

Гроза, изменившая жизнь навсегда

Доигралась на даче

Подглядел за родственницей