папа входил и выходил из гаража, поболтать о делах, дровах, пропане и еде.
Мама была в винном шкафу, доставала бутылки с водкой, тихо напевала, потянувшись за пластиковыми стаканчиками и наклонившись за тарелками и салфетками, замороженными стейками из морозильника, овощами, все время показывая сыну свою идеальную задницу, и ее мокрую киску, Планирует, Кто знает, что может произойти в ближайшие дни.
Я смотрел на нее с трепетом. Я был заворожен. Впервые в жизни я захотел маму так, как никогда не мог себе представить.
— Майк, — наконец сказала она, нарушая тишину, — ты не мог бы помочь мне с этим?
На верхней полке стояла большая миска, до которой она не могла добраться.
— Ты бы стал моим высоким мужчиной и отдал бы это маме?
Я чуть не упал в обморок. Я был ее мужчиной? Она снова была мамой? Я выдохнул и подошел к ней, мой член теперь выпрямился, мама смотрела на него, положив руку на бедро, когда я задел ее и потянулся к миске.
Я чувствовал ее руку на моей заднице, как будто она страховала меня.
Но потом она соскользнула руками по моему животу и удерживала меня, ее руки скользили вверх и вниз по моей груди.
Она поцеловала меня в шею, когда одна рука медленно скользнула по моему животу к головке моего члена. Ее пальцы мягко коснулись его, когда она мурлыкала мне в ухо.
— Я люблю тебя, милый, — прошептала она. — Мама тебя так сильно любит.
Папа ворвался в дверь, когда мама отпустила меня и ускользнула на цыпочках, напевая, как маленькая девочка, прыгая по лестнице, ее футболка ничего не скрывала, когда она подпрыгнула в коридор и за угол.
Я посмотрела на своего папу, который смотрел на мой член, забавным взглядом в его глазах, но без смущения или осторожности.
Он прямо смотрел на выпуклость на моих шортах.
— Когда мы уезжаем» — спросил я, выводя его из транса.
— Эээ, завтра, — пробормотал он. — Завтра утром. У тебя есть все, что тебе нужно?
— Да. Я почти уверен, что всё.
Тот вечер был туманным, так как мои родители обсуждали утреннюю поездку, список вещей, которые нам понадобятся, длинный список вещей, которые нам не понадобятся. Я собрал вещи наверху, положив в чемодан лишнюю пару джинсов, несколько пар боксеров, толстовку и две или три футболки.
Мы собирались уехать в пятницу утром и вернуться в воскресенье, может быть, в понедельник, в зависимости от терпения мамы и способности папы, знаете ли, заставить генератор и пропан работать.
Я также открыл ящик для носков, потянулся за спину и вытащил сумку с горшком. Я планировал ускользнуть и побить камнями при первой же возможности, полагая, что мама не захочет участвовать в походах, рыбалке или плавании в холодных водах озера.
Я не спал той ночью допоздна, думая о том, что произошло в тот день. Видя, как моя мама мастурбирует, как я смотрел на ее голую задницу, когда она скачет по кухне, о том, как она целовала меня и касалась кончика моего бушующего твердого члена, и даже моего папы (правда Папа?). Глядя на мою эрекцию, пока мы готовились к путешествию.
Как оказалось.
В ту ночь родители закрыли дверь своей комнаты. В конце концов я заснул в прерывистых снах о моей матери, хижине, моих дальних друзьях из колледжа и вспышках моего детства, когда мои родители были молодыми, и мы были ближе, чем я мог когда-либо представить.
Мы собирались стать намного ближе, и я почувствовал, что это приближается, как надвигающаяся буря, как наводнение, которое собирается накрыть нас. В те выходные мы возвращались назад во времени. И собирались вступить в совершенно новое будущее.
Я спал в холодном поту, ворочался всю ночь до рассвета, когда я почувствовал, как по моей спине пробегает рука.
— Проснись, Сахарок, — прошептала мама.
Я перевернулся, пораженный, все еще мечтающия, мои простыни были влажными и растрепанными, мои боксеры были влажными и натянутыми. У меня был такой сильный утренний стояк, что казалось, что мой член вырос на дюйм за ночь.
Мама улыбнулась, сбросив простыни и скользнув пальцами по моему животу к моему твердому члену. Она почти не дотронулась до него, просто как бы ощупав от основания до кончика, все еще в моих боксерах.
Затем она вышла из моей комнаты, уронив халат на пол. Она была полностью обнажена.
— Пора идти, — сказала она. — Нас ждут приключения!
Я сразу начал дрочить, услышав, как она включает душ, не закрывая дверь ванной.
— — — ---------------------------------
Поездка в хижину казалась вечностью. Внедорожник был забит сзади, а рядом со мной на заднем сиденье были чемоданы. Мои родители болтали всю дорогу, из динамиков звучало радио NРR, а вид из моего окна менялся сначала город, деревня и, наконец, горы.
Мы оказались на широкой дороге, которая была длинная, но невероятная, ту, которую мы как-то упускали все эти годы. Когда мы наконец добрались до поворота, мы оказались в другом мире. Мы соскочили с асфальта на старую гравийную лесозаготовительную дорогу, которая вела через старый лес, а вокруг нас были только деревья, когда папа медленно ехал по колее и ямам, Мама держалась за приборную доску белыми костяшками пальцев и не смела смотреть в свое окно, которое находилось в паре футов от обрыва в ущелье и неминуемой смерти.
Я просто наблюдал за ними: папа ехал по дороге, по которой не ездил много лет, мама молилась вслух, а я давал им инструкции.
— Притормози перед следующим поворотом, — я сказал своему отцу. — И ускорься на выезде из этого. Большой холм может быть мокрым.
Он кивнул и поехал, не говоря ни слова. Думаю, ему хотелось, чтобы я ехал за рулём.
Мы поднялись на холм, и они оба с облегчением выдохнули. Перед нами раскинулось широкое поле, лысина на вершине хребта. Вдалеке можно было разглядеть хижину.
Под нами озеро.
Моя мама наклонилась и поцеловала моего отца, глядя на меня и подмигивая. Это был нежный момент. Мама и папа целуются на переднем сиденье. Майки сзади, как в старые добрые времена.
Мы достигли границы нашей собственности, и я выскочил, чтобы отпереть ворота, возился с ним некоторое время, прежде чем они неохотно освободились от ржавчины. Никто не проезжал через эти ворота много лет. Я это знал. Это был единственный путь на машине. От задней части хижины вверх по гребню и до государственной собственности тянулась старая лесозаготовительная тропа. Каждый год в хижину пробирался рейнджер, осматриваясь и делая любой ремонт, который он считал необходимым. Время от времени он звонил папе и докладывал. Мы не слышали о нем три года.
Я шел от машины к крыльцу, глядя на несколько отсутствующих планок и замечая растения, растущие сквозь щели. Что-то убежало прочь, когда я отпер засов и толкнул старую дверь.
Хижина внутри выглядела точно так, как я её оставил. Одеяла разбросаны в большой комнате, несколько старых банок «Будвайзер» на барной стойке, несколько тарелок, сложенных в раковину, на которые периодически капает из старого крана.
Мама вошла за мной.
— Похоже, у кого-то была вечеринка, — сказала она.
— По крайней мере, они прибрались — сказал я, чувствуя, как она проходит мимо меня, когда она распахивает шторы и открывает окна.
— Давай проветрим это место.
Холодный воздух ворвался внутрь, пыль поднялась и вылетела через входную дверь. Мама занималась чисткой столешницы, а я вынес одеяла на улицу и вытряхнул их. Папа возился с генератором, ругаться, как матрос, разбираясь с клапанами и старым стартером.
Я вернулся и осмотрел место. Все окна были в исправном состоянии, полы были прочными, лестница на чердак все еще была в хорошем состоянии, а кровать наверху наполовину застелена, в точности так, как я ее оставил.
На тумбочке стояла пепельница и в ней косяк, который коптил три года назад. Я зажег его и закурил, выпустив дым в окно, а затем подошел к перилам, откуда открывался весь первый этаж. С одной стороны чердака я мог смотреть прямо в большую комнату, откуда возвращались воспоминания ко мне.
С другой стороны чердака я мог смотреть прямо в спальню своих родителей, грубый туалет и ручной душ в углу, занавески для душа давно не было. Я так много видел с этой точки, что раньше не понимал.
Я почувствовал волну эмоций, пробегающую по моему телу, особенно когда как подо мной мама вошла и сняла с себя верх и открыла чемодан. Она вытащила толстовку, пока я молча смотрел, стараясь убедиться, что она меня не видит. Когда она открыла чемодан, я чуть не ахнул.
Она привезла с собой на нижнее белье. Я могла видеть прозрачные атласные и шелковые изделия, похожие на подвязки и трусики. И в довершение всего, безошибочные очертания фаллоимитатора, прикрепленного к поясу.
«Боже мой, — подумал я. «Она принесла гребаный страпон».
Я наблюдал, как она ходит по комнате, слушая, как мой отец ругается и снова и снова пытается запустить генератор прямо за моим окном внизу. А потом без предупреждения мама посмотрела на меня и улыбнулась.
— Милый, мне нужна твоя помощь.
Мысли прокатились по моей голове, когда я спрыгивал по ступенькам, образ всего этого нижнего белья, фаллоимитатора, (Боже!) страпона. Я прокрался в их комнату, когда она закрывала чемодан.
— Слей, воду в туалете, — сказала она.
— Вода оранжевая. Ни за что, мама, ты не сядешь на этот унитаз.
Я смеялся, залез под сырую сантехнику и повернул водяной вентиль. Душевая лейка покачивалась и капала, когда я протянул руку и смыл воду из унитаза. Затем я включил душ и слил оранжевую воду в канализацию, пока она не стала прозрачной.
Я вытер все, открыл маленькое окошко и повернулся к матери.
— Вуаля! Прямо как дома.
Она закатила глаза, взяла мое лицо обеими руками и поцеловала меня в губы.
— Маменькин сынок, — сказала она, поворачиваясь и уходя. — Вернее, мамочкин очень БОЛЬШОЙ мужчина!
Она со смехом подошла к шкафам и начала прибираться.
— Как насчет выпить? — спросила она, перегнувшись через раковину, чтобы крикнуть папе.
— Стивен! Как там дела. Я готовлю напитки. Мы остаемся?
В этот момент генератор ожил, громко и вспыхнув, выпустив дым в воздух, маленькая лампочка вспыхнула над нами, и радио внезапно загорелось старой деревенской песней, играющей сквозь статические помехи.

Начальница (Памперс)

Массаж вдвоем

Карьера. Книга 3