едва лишь поняв, что означает гнетущая пустота в сознании! Виктор...
Но приступ паники даже не успел разыграться как следует.
«Рассинхронизация», — приходят в голову пылающие алые буквы. Уже прочно позабытые за прошедшие два месяца.
Но если в учебном режиме буквы выключали мех, то сейчас такой возможности не было. Не прошло и секунды, как на голову обрушился весь поток данных от боевой машины!
Дисплеи и датчики, тесно смешанные с ощущениями. Мысленным взором привычно удерживаю экран радара и вижу вспыхнувшую точку на нем. Дружественная единица?
Нет даже возможности подумать! Нет времени оглянуться через плечо!
Голову натурально разрывает от обилия данных. Не оставляя ни единого пустого окошка для собственных мыслей и эмоций! Лишь кое-как беру себя в руки, чтобы окончательно не потонуть в этом океане!
На ум приходят смутные видения. Неясные отголоски, подсмотренные в голове моего партнера. Пытаясь подражать вытесняю все лишние цифры из головы, заставляя их отступить куда-то на задворки. Не исчезнуть полностью — это явно выше моих сил, но просто не отсвечивать!
Поднимаю руку, упираясь в хитиновый панцирь забравшей сверху тварюги. Изо всех сил пытаюсь оттолкнуть ее, но мех не желает слушаться. Слишком велика привычка оставлять всю подобную деятельность на своего партнера! Собираю в комок всю ярость, до которой удается дотянуться и снова пытаюсь оттолкнуть громадного жука!
Чувствую отдачу, но все равно понимаю, что мех не выложился и на половину! Сразу же понимаю, что слишком сильно боюсь... Того, что эта тварь могла сделать с Виктором! Пытаюсь усиленно оттолкнуть от себя мысль, что там, позади меня, уже никого нет... Некого спасать!
Не думая вкладываю все это — весь бушующий внутри страх — в движение. И лишь сейчас наконец-то удается приподнять тушу! Слышу противный металлический скрежет — клешня пошла назад, покидая пространство нашей кабины.
И почти сразу же — жука попросту смело в сторону от заряда всаженной картечи. Сквозь заволоченное пеленой сознание пробивается чей-то голос. Женский? В интонациях кипит страх, но смысл проходит мимо меня. Слова привычные, но мозг напрочь перегружен потоком от сенсоров...
Бегло оглядываюсь по сторонам. Картинка удручает — всюду, куда ни глянь, коричнево-фиолетовые панцири. У некоторых даже все еще шевелятся лапы, будто пытаясь не то убежать, не то добраться до нас в последнем предсмертном рывке.
И надо всем этим — стальной мех. В руках зажаты дробовики. И каждый выстрел находит свою цель, метко впиваясь в неприкрытые щели панцирей.
Но сразу же понимаю, что непосредственной угрозы уже нет. Второй гигант перебил всех, кого только было возможно. В голове тут же вспыхивают слова с инструктажа.
«Пилотировать мех в одиночку — невозможно. Максимум десять минут — и у пилота поджариваются мозги. Безопасный порог пилотирования в одиночку — около полутора минут.»
И едва лишь вспоминаю об этом, как тут же разрываю контакт.
Башка пылает! На что ни взгляну — всюду вижу отголоски сенсоров и дисплеев. Будто соединение по-прежнему установлено! Но рывком оглядываюсь. Вижу кровавое месиво там, где должно быть лицо...
В душе сразу же поднимается ледяная волна, сковывающая движения. Больше всего хочется просто замереть! Забиться в угол, зажать голову руками и притвориться, что всего этого не происходит!
Но кое-как удается отринуть все это в сторону! Хватаю мужскую руку в попытке прощупать пульс! Есть! Живой! Все еще — живой!
Вспоминаю о губительном воздействии местной атмосферы... Дыра в обшивке слишком большая — заткнуть не удастся! Да и не понятно, сколько зловредных примесей уже проникло в кабину!
Первый позыв — надеть на Виктора свою маску. Но сразу же понимаю, что выжить обоим так не получится! Да и глаз падает на впившиеся в лицо пластиковые осколки. Попытаюсь надеть на него свою маску — они тут же уйдут еще глубже! А крови и так настолько много, что левую половину практически не видно! Даже оценить глубину не получается!
Хватаю аптечку!
Дрожащие пальцы перебирают содержимое, одно за другим отметая в сторону. Пытаюсь вспомнить инструктаж по оказанию первой помощи, но на ум не приходит ничего дельного для подобной ситуации!
Наконец-то нахожу медицинский пластырь. Понимаю, что ничего путного сделать все равно не могу — разрываю обертку и наспех заклеиваю поверх пробитой маски, перекрывая доступ местной атмосфере!
Позади раздается противный скрежет... Сердце тут же пускается галопом, а в руках уже приплясывает пистолет. В голове лишь одна мысль: «Не позволю!» Желание продать свою жизнь подороже... Но пластину отодвинул не какой-то жук, а «Веселый монстр»!
Картина плывет... Паническое ожидание... Всей душой хочется сорваться с места и бежать к месту высадки, но чей-то голос снова и снова останавливает, не давая совершить глупость. Один мех не в состоянии дотащить сразу два подбитых экипажа!
Наконец-то появляются остальные. Разбирательства не заняли и минуты. В интеркоме тут же раздается уверенный командный голос Ромунова. Быстрая череда приказов и стремительный рывок до точки встречи с челноком. Запрос экстренной эвакуации.
Сижу как на иголках в кабине чужой машины. Понимаю, что сделать сейчас ничего не могу — но все равно! Мех пилотирует кто-то еще — даже занять себя нечем! Только и остается что сидеть и мысленно пытаться увещевать себя, что все обойдется!
Выгрузка на станции... Виктора уносят на носилках прямо из брюха челнока! Глаз пытается проследить за ним, тело рвется следом, но чья-то рука опускается на плечо.
— Тебя к нему сейчас все равно не пустят, а у меня пара вопросов, — заявляет Ромунов.
В душе стойкий порыв послать его нахуй, но стальной взгляд мгновенно сбивает весь пыл, заставляя вспомнить о субординации. Рядом стоит Тина. В глазах читается желание обнять и дать выплакаться, но женщина не решается даже прикоснуться ко мне на глазах у Ромунова.
Вижу наконец-то раскрывшийся мех Насти. Его пришлось попросту тащить на себе — машиной никто не управлял, соединение с обоими пилотами разорвано. Техники отшатнулись, едва лишь ствол пистолета повернулся к ним.
С изрядным упоением наблюдаю как из кабины изъяли сперва Кузнецову, пребывавшую в полнейшем раздрае — вся зареванная, да еще и вцепившаяся в свой пистолет так, что не отдерешь! А затем — Женьку... Жирный говнюк весь был синий от устроенной взбучки! Выглядит так, будто Настюха на нем всю дорогу обратно оттягивалась, лупя пистолетной рукоятью по балде! Да и пребывал уже наполовину за гранью...
Слышу заявление медиков: «Состояние критическое! Срочно в медцентр!» А в душе лишь ярость! Больше всего хочется отобрать у Насти ствол и лично прострелить тупую башку!
Вопросы. Снова и снова — одно и то же. Пришлось повторить историю раз пять, прежде чем наконец-то начальство успокоилось и отпустило! Будто это я в чем-то виноват! И каждый следующий визитер просил все рассказать в максимальных деталях и с самого начала! И хоть бы один соизволил хотя бы сказать, что сейчас с Виктором!
Но наконец-то пустили к нему... Тело лежит на больничной койке, монитор мерно пиликает, позволяя по звуку посчитать пульс. Один из медиков вкратце объясняет положение и хвалит за проявленную смекалку. Попытка вытащить осколки пластика на месте скорее всего бы убила Виктора! И так обещают внушительный шрам...
Попросту отключаюсь. Будто только сейчас наконец-то удается выпихнуть отголоски меха из головы! Наконец-то можно просто сесть на стул, взять его за руку и уйти в себя...
Военный врач, не говоря ни слова, незаметно выходит. До того тихо, что даже не сразу и понимаю, что остался в одиночестве. Что наконец-то можно перестать храбриться... Что можно дать волю эмоциям...
Чувствую хлещущий из глаз поток слез, но останавливать его — уже выше моих сил! Остается лишь уповать на местных врачей — обещали поставить на ноги, значит должны поставить! Иначе оторву яйца и скормлю им самим!
Но едва лишь первая вспышка прошла, как в голове рождается вопрос: «А какого хрена я так убиваюсь-то!?» Ведь по идее, уже давно должен был свыкнуться с жизненными подлянками! Так почему же по щекам текут слезы!?
И тут же понимаю ответ... Но слишком страшно даже мысленно произнести эти слова!
Чья-то рука ловит меня после очередной бессонной ночи на пути к лазарету. Плевать и на завтрак, и на возможный втык от начальства — я хочу быть как можно ближе! Оборачиваюсь на неожиданное препятствие на моем пути.
Алые волосы, покрасневшие глаза. Сразу же понимаю, что Настя в ничуть не меньшем раздрае чем я. Но все равно в душе бушует праведный гнев.
«Почему позволила этому говнюку перерезать трос!? Почему не пришла навестить!? Почему пропала еще в ангаре даже без единого слова!?» — клокочет в голове, но молчу. Понимаю, что спрашивать бесполезно. А может напротив — не хочу даже и знать... Чтобы по-прежнему была возможность спокойно ненавидеть...
— Надо поговорить! — голос дышит напором, но глазки очень уж усиленно уставились в стену, выдавая стыд. Сама понимает, что натворила.
— О чем? — бесцветно спрашиваю в ответ, но глаз с запозданием цепляется за серый рабочий комбинезон на девчонки. Цвет вспомогательного персонала «Пурпурного ока». Вот оно как... списали. И весьма шустро, надо признать!
В ответ лишь какое-то невнятное бормотание, да неясные попытки объясниться. Наконец-то берет себя в руки, поднимая глаза ко мне.
— У меня слова для Виктора! — решительно заявляет Кузнецова. — И ты — мой единственный способ передать их!
Оглядываюсь на опустевшие коридоры жилых модулей. Все курсанты сейчас на завтраке, как и инструкторы. А возвращаться назад ой как не хочется.
Настя с минуту ходила туда-сюда, пытаясь собраться с мыслями. Наконец-то подошла и взяла за руку, отчаянным взглядом впиваясь в глаза.
— Виктор, — голос без труда выдает хлещущую через край панику, — знаю это странно — вот так вот оставлять послание в чужой голове, но это мой единственный способ передать тебе то, что я хочу сказать!
Пожалуйста, прости если сможешь... Или хотя бы не держи зла! Я была так рада, когда вы выбрались, что на секунду

Таша — инопланетный инкубатор

Сюзан Дельгадо

Секс и насилие