в голову, этому ублюдку! Но я чувствовала, что должна сделать это сама, Джейк. Я не могла позволить тебе или кому-то еще позаботиться обо мне в тот раз. Я была взрослой женщиной, деловой женщиной в мире сильных мужчин, и мне нужно было доказать, что я справлюсь сама.
— Так я думала об этом все выходные. В понедельник утром, после того как ты ушел на работу, я осталась здесь и написала ему заявление об увольнении и сказала, что собираюсь сообщить в отдел кадров о его попытке изнасилования. Давай я покажу тебе письмо.
Она подпрыгнула к компьютеру, просмотрела файлы и вывела их на экран. Письмо Бартону Хантингтону от 27 марта:
«Уважаемый Бартон!
В свете вашего позорного поведения в прошлую пятницу на вечеринке, я не могу больше работать на вас. Настоящим я подаю в отставку, с вступлением в силу немедленно.
Вы можете быть уверены, что я сообщу об инциденте в отдел кадров Fеrris& Rоbеrts и потребую полного расследования. Я не сомневаюсь, что ваше поведение приведет, по крайней мере к вашему увольнению.
С уважением, Элизабет Давенпорт»
Я прочитал письмо и посмотрел на нее.
— Так что же случилось? Почему, черт возьми, ты не передала ему письмо?
— Я это сделала, Джейк. Я пришла в его кабинет около 10:30, положила перед ним письмо, сказала: «Я ухожу» и вернулась, чтобы почистить свой стол. Через десять минут ко мне в кабинет позвонила Сюзанна и сказала, что Бартон срочно хочет меня видеть. Я сказала ей «нет», но через пять минут он пришел сам, стоя передо мной. «Пожалуйста, Бет, прости», — сказал он. — «Дай мне шанс объяснить».
— Ну, в конце концов, я согласилась на пятиминутный разговор в его кабинете, наедине, но с широко открытой дверью и с Сюзанной прямо в соседней комнате. Я ему не до конца доверяла.
— Он снова и снова извинялся, говорил, что никогда раньше такого не делал, он был настолько ошеломлен тем, как красиво я выгляжу на вечеринке. Он понял, что это ужасно неправильно, он злоупотребил моим доверием к нему и т. д. и т. п. Просто всю ту фигню, которую ожидаешь. И он спросил меня, что мне надо, чтобы остаться в Fеrris.
— Так что я сказала ему, что подумаю над этим, и ушла на день. Я гуляла по Нью-Йорку, некоторое время ходила по магазинам, и долго думала.
— И все это время тебе не приходило в голову поговорить со мной?! — перебил я.
— Да, Джейк, конечно, приходило. Чтобы поговорить с тобой, или с Дианой, или с кем-нибудь. Но я хотела справиться с этим самостоятельно. Возможно, я была самой большой идиоткой в мире, но я была уверена, что справлюсь.
— На следующий день я вернулась с другим письмом — моим списком условий. Я положила его на его стол, и через две минуты он согласился с каждым из них.
Она подошла к компьютеру и вывела второе письмо.
«28 марта
Уважаемый Бартон!
Я вернусь на свою должность в вашем подразделении Fеrris& Rоbеrts и соглашусь не подавать жалобу в отдел кадров по поводу вашего нападения на меня в прошлую пятницу при следующих условиях:
1) вы предоставляете мне подробные письменные извинения, в которых точно объясните, что произошло в прошлую пятницу вечером на вечеринке и в вашем офисе;
2) вы обязуетесь никогда больше не обращаться со мной или любой другой сотрудницей в Fеrris ненадлежащим образом: не приставать, не употреблять алкоголь или наркотики в попытке вступить в сексуальные отношения, не предлагать продвижение по службе в обмен на секс или угрожать наказанием за несогласие с сексом;
3) вы соглашаетесь всегда относиться ко мне с уважением как к любому сотруднику Fеrris& Rоbеrts;
4) вы соглашаетесь с тем, что мы с вами никогда больше не будем находиться вместе наедине.
С уважением, Элизабет Давенпорт».
Мы вернулись к столу, и она продолжила.
— На следующий день у меня было от него подробное трехстраничное письмо, которое я держала запертым в своем столе. Оказывается, он подсыпал мне рогипнол — половину дозы, сказал он, так что я бы не потеряла сознание, просто была расслабленной и уязвимой.
Я откинулся на спинку стула.
— Бет, это все слишком чертовски много, чтобы я мог в это поверить. Парень, который накачивает тебя наркотиками, лижет твою киску и не насилует тебя благодаря ЧИСТОЙ УДАЧЕ, а ты продолжаешь там работать?
Она покраснела, но посмотрела мне прямо в глаза.
— Я знаю, что это звучит как глупейшая вещь в мире, но в то время это было для меня огромной победой. Я заставила его отступить, получила его письменное признание, он вел себя должным образом в каждый момент, и я смогла продолжать работу, которая мне нравится. Я чувствовала себя такой гордой, что эффективно справилась с этим.
Я резко рассмеялся.
— Да, хорошо, в течение примерно четырех месяцев... Не совсем постоянное решение, я бы сказал.
— Я знаю, — сказала она, опуская голову. — И мне очень жаль. Я была просто неправа, Джейк! Неправа, что не сказала тебе. Но я знаю тебя, ты бы захотел пройти туда и врезать ему по яйцам. Ты бы никогда не позволил мне справляться с этим самой!
В этом она была права, и я это знал.
— Может быть и так, Бет. Но это не тот, черт побери, секрет, который нужно скрывать от меня. Если бы какая-нибудь секретарша в Чейни Магнусон напоила меня и сделала мне минет, как бы ты отнеслась к этому? А если еще я бы держал это от тебя в секрете?
— Да... да, я знаю, детка. Я бы ненавидела это. Я бы хотела тебя убить... и ее. Я бы сошла с ума.
Несколько минут мы сидели в тишине. Я все еще был зол — очень зол — но мог посмотреть на это с ее стороны, по крайней мере, немного. То, что она сделала, было чертовски глупо, но я понял, почему она это сделала. Чувство независимости Бет было большой частью ее сущности. Я должен был уважать его, даже если оно привело ее к огромной ошибке. Наконец, я нарушил тишину.
— Ну, если у тебя есть его признательное письмо от первого раза, сейчас он должен быть в полной жопе — у него не будет ноги, чтобы стоять на ней. Могу ли я его увидеть?
Теперь она выглядела ужасно, почти больной. Тихим голосом она сказала:
— У меня его нет, Джейк. Оно было заперто в моем столе, но когда я собирала свои вещи в понедельник, его уже не было. Должно быть, он пошел искать его и украл за выходные.
— Иисус Христос, Бет, все становится все лучше и лучше! У тебя есть хотя бы копия?
Она печально покачала головой. Стояла тишина, в то время как я делал все, что в моих силах, чтобы еще больше не накричать на нее.
***
Ну, вот и закончился разговор. Она просто сидела за столом и плакала, а я опять вышел на долгую прогулку. Когда вернулся, мы как бы не замечали друг друга, по обоюдному согласию, и за ужином говорили только: «Передай соль» или «курица хороша» — «спасибо, не хочешь ли еще?»
После обеда я сидел и смотрел по телеку, как янки проигрывают Торонто, хотя ничего не могу рассказать об игре. Бет спряталась в спальне, и к тому времени, когда я лег спать в 23: 30, она уже спала или притворялась, что спит.
На следующее утро я ушел на работу рано, без завтрака или душа, потому что все еще не был готов говорить с Бет. Но я позвонил Мэдлин, и она согласилась встретиться со мной за долгим обедом. Она уже знала половину истории, и я доверял ее мнению. Даже больше, чем доверял в тот момент самому себе — я был слишком взбешен!
Мэдлин есть Мэдлин, мы провели разговор в Ле Пти Трианон, самом дорогом французском ресторане в центре города. Бог знает, как она заказала нам столик за такой короткий срок. Она слушала, как я рассказываю ей всю историю, точнее, те части, что она еще не знала. Я смотрел на ее лицо поверх бокала с мартини, но она ничего не говорила о том, что думает, пока я не закончил.
Потом она улыбнулась — уникальная улыбка Мэдлин, сочетающая сочувствие, сарказм и хищное акулоподобное выражение, которое, как я надеялась, предназначалось для Бартона Хантингтона!
— Хорошо, Джейк. Так, где ты сейчас? Женщина, которую ты любишь, оказывается такой же глупой, как и все мы, или, по крайней мере, была такой в тот раз. Нет, это несправедливо — гораздо тупее, чем большинство из нас были когда-либо. Так, что ты собираешься с этим делать?
Она спросила это с вызовом, но не недоброжелательно. Это был стиль Мэд. Предельная откровенность. Я знал, что она беспокоится и о Бет, и обо мне, но она не тратила время на то, чтобы делать что-то, кроме как разобраться во всем.
— Есть два вопроса, Мэд — очевидные. Во-первых, можем ли мы с Бет пройти то, что она сделала? Это не просто ее глупость, это то, отчего я чувствую себя таким преданным. Я бы доверил ей свою жизнь, но ее чуть не изнасиловал ее начальник, а она об этом ничего мне не сказала.
— Ясен пень, Джейк! Ты не думаешь, что ей было невероятно стыдно за это, и она растерялась? Это то, что происходит с первокурсниками на студенческих вечеринках, и что не должно случаться со взрослой женщиной на ее пути к вершине международного делового мира. Она растерялась — почувствовала себя дурой! Сделав производственную ошибку, потеряв клиента или что-то в этом роде, она бы сразу же сказала тебе и искала твоей симпатии и поддержки. Но здесь — ей, вероятно, было стыдно и страшно, какова будет твоя реакция. В том числе, как она сказала, страшно, что ты ворвешься в офис Хантингтона и врежешь ему кулаком, мудаку.
— Да, — сказал я с улыбкой. — Наверное, так бы и сделал.
— Ну, как бы это ни было удовлетворительно для тебя, это было бы унизительно для нее. Ты, очевидно, можешь это видеть.
Я неохотно кивнул:
— Да, но это неправильно, что она скрывала от меня.
— Я согласна. Бет была неправа. Как она тебе и сказала несколько раз. Так, что ты собираешься делать?
Я вздохнул:
— Ты уже спрашивала об этом. Хорошо, во-первых, я хочу остаться с ней. Я никогда никого не любил так, как люблю Бет, и никто не может сделать меня счастливым, кроме нее. Но, черт возьми, ей нужно понять, что наши отношения должны измениться! Мы — партнеры, и если она собирается скрывать вещи от меня только потому, что они ее смущают или причиняют боль, ну, я уйду. И в следующий раз не вернусь.
Я обнаружил, что с яростью смотрю на Мэд, как будто это она виновата, а она лишь спокойно улыбнулась

Дневник блондинки. Часть 2

Начало. Отпуск, рыженькой

Извилистая тропинка. Часть 5: Заключительная