и практически не ощущались. Тянущая боль в заднем проходе пульсировала редкими спастическими сокращениями мышц кольца, стремящихся вытолкнуть застрявшую в самом неудобном месте грушу. Дискомфорт, помноженный на неопределенность провоцировал нарастающее беспокойство и панику. Что за пауза? Все закончилось? Что теперь? Кто? Постепенно сознание стало покидать ее и она отключилась, поникнув головой.
В этот момент выступление организаторов соревнований, подошло к концу и под радостный шум зала снова грянула музыка и платформу с чемпионкой медленно покатили с подиума.
Ирину вернули в помещение, где ее ожидал со скучающим видом тот же самый пожилой врач. Он быстро проверил пульс спортсменки и, окликнув курящих в стороне помощников, велел снять её со стенда.
Она очнулась спустя час в палате клиники с привычной уже капельницей над головой и раздражающим пиканьем кардиомонитора. Все тело ощущалось одной сплошной тянущей болью, усиливающейся при малейшей попытке пошевелиться. Через затянутое белой тканью окно в палату яростно просачивались лучи знойного солнца, однако было не жарко — клиника была оснащена климатической системой. Неожиданно перед глазами возникло круглое черное улыбающееся лицо медсестры. Ирина увидела, как ее губы зашевелились — очевидно, медсестра что-то спросила. Девятка вопросительно подняла брови и попыталась ответить, что ничего не слышит из-за затычек в ушах, но непослушный рот, все еще забитый надутым кляпом лишь промычал что-то нечленораздельное. Медсестра еще шире улыбнулась и, отошла. Через десять минут она вернулась и поправив иглу в вене, впрыснула в трубку капельницы какой-то препарат, Через минуту спортсменка снова отключилась.

50
В особняке Амирасланова в это время было очень оживленно. Весь остаток дня его свита отмечала ошеломительную победу, Сам он с Доктором и главным бухгалтером клуба несколько часов провел в административном здании спортивного комплекса, подписывая необходимые документы, формально необходимые для официального подтверждения статуса победителя. Награждение было назначено на следующий день, после чего можно было покинуть остров.
Ирина несколько раз просыпалась и пыталась сообразить, день сейчас или ночь. Перед глазами в ярком свете постоянно появлялась пустая капельница, а угловое зрение иногда улавливало какое-то движение вдалеке. Возможно это была медсестра... Ужасно тошнило но пошевелиться не было никаких сил. Пару раз она попыталась подать голос, и тогда ее слух улавливал какое-то жалобное мычание. Ей и в голову не приходило. что это ее собственный голос. Через некоторое время она снова отключалась. А спустя несколько часов все повторялось снова. Наконец она снова увидела капельницу. На этот раз она была наполовину наполнена какой-то жидкостью. Какая-то санитарка меланхолично приблизилась к ее койке и, присев, сменила утку для мочи, куда был спущен конец катетера. Ирина снова попыталась е окликнуть, но язык уперся во что-то тугое и она вспомнила, что ее рот, как всегда закрыт кляпом.
Ближе к вечеру ее покормили через зонд и медсестра вколола ей что-то, отчего стало как-то легко и она уснула.
Наутро ее подняли два санитара и, напялив на торс подобие смирительной рубашки, усадили в медицинскую коляску. Руки и щиколотки тут же оказались пристегнутыми к поручням и передним стойкам возле колес. Еще два ремня зафиксировали ее шею и пояс. Впрочем, ей даже в голову не приходило желание встать на ноги или высвободиться. Единственное чего хотелось больше всего, так это снова лечь и уснуть. Ее покатили по коридорам клиники, пока она не очутилась в компании нескольких таких же колясок в полутемном служебном помещении для разгрузки медикаментов и инвентаря. В одной из них она с трудом узнала Семнашку. Опустив голову, она смотрела на свои колени и совершенно не шевелилась, проявляя полное безразличие ко всему вокруг.
Спустя некоторое время ворота в помещение отворились и вместе с ярким солнечным светом в помещение въехали три грузовые телеги. В двух из них Девятка узнала тренеров своего клуба. Они быстро отстегнули Девятку и семнашку от инвалидных кресел и положили прямо на пол в каждую из телег.
Через полчаса они прибыли в дом с конюшней. Их погрузили на носилки и внесли в дом. Ирину внесли в один из номеров, где ее ждал Костя и уложили на кушетку. Он вскочил и тут же занялся е осмотром. Наконец, он вынул кляп из ее рта и удалил ушные затычки:
— Ну, здравствуйте! Как вы?
Его голос, словно гром прогремел в ее голове, заставив сжаться и зажмурить глаза.
— Простите, — продолжил Доктор, — ваш слуховой орган долго находился в тишине и сейчас все звуки будут казаться вам чересчур громкими. Я постараюсь говорить тише... Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, уже немножко получше. Только голова болит тошнит ещё... — еле двигая непослушными губами, ответила женщина, присаживаясь на стул, куда жестом указал Костя.
— Это действие успокоительного. Через несколько дней пройдет. Ну что же — вы, наверное, ещё не знаете, чем закончились соревнования?
Ирина посмотрела на Доктора глазами, полными отчаяния и надежды и покачала головой. Она дрожала, осознавая, что сейчас ей предстоит услышать фразу, которая определит ее дальнейшую судьбу. Константин Георгиевич сейчас казался ей судьей, который вот-вот зачитает приговор, который либо завершит весь кромешный ад, превративший ее в безмолвную скотину для утех толп извращенцев, либо возвратит ее в прошлый мир, в котором, как ей теперь казалось, и не было никаких изъянов, словно это был рай.
— Я поздравляю Вас — Вы заработали себе свободу!
Перед ее глазами все поплыло и она стала заваливаться на бок. Костя и, находившийся в номере один из тренеров клуба едва успели ее подхватить.
— Давайте туда, аккуратно! — воскликнул Доктор, кивая в сторону узкой кушетки у стены.
Он помахал перед ее носом ваткой, смоченной в нашатырном спирте и женщина, сморщившись, очнулась. Из ее глаз потекли слезы и она беззвучно заплакала. «Неужели я свободна?» — вертелось в голове. «Неужели конец всему этому аду, в котором она смогла выжить вопреки всему и всем. Неужели я снова человек?» Где-то далеко она слышала невнятные слова Кости и вторящего ему тренера. Кажется, они поздравляли ее и произносили какие-то слова одобрения и поддержки. Но ей было совершенно безразлично, о чем именно они говорили. Ведь главное — СВОБОДА! Она больше не обязана никого слушать и никому подчиняться. Она скоро вернётся домой. К Диме, в свою пусть и небольшую, но самую уютную на всем белом свете квартиру. Она скоро сможет, наконец говорить! Она обязательно будет говорить о чем угодно, с кем угодно и когда ей вздумается. Сначала она обязательно устроит себе горячую ванну с пеной и будет долго долго отмачивать свое истерзанное и тело, которое, наверное впитало насквозь всю грязь и мерзость кошмара, который ей удалось пережить. А потом она упадет ничком в постель и будет спать целые сутки! А может и целую неделю... или месяц. Как можно дольше! А потом она приготовит себе какое-нибудь мясо по-французски и картофельное пюре...
— Послушайте меня, Ирина! — неожиданно по имени обратился к ней Костя. — Я понимаю, что вы чувствуете, но пожалуйста, вернитесь. Мне нужно рассказать вам, что будет дальше!
Спортсменка вздрогнула и, широко раскрыв мокрые от слез глаза, уставилась на Доктора.
— Да, Доктор, извините меня... Я так долго ждала этого момента! Я не верила... Неужели это не сон? Скажите — я сплю? Или я умерла?
Костя рассмеялся и легонько ущипнул ее за плечо.
— Конечно же это не сон! Вы почти свободны!!
— Почти? — встрепенулась женщина. — Почему почти? Разве я не могу уйти прямо сейчас? Я же могу, наверное, купить билет и улететь прямо сейчас! Нет?
— К сожалению, пока не можете. Вам придется вернуться обратно тем же маршрутом, каким и прибыли сюда. Потом нужно будет уладить все формальности, завершить контракт и так далее... Но не волнуйтесь — это займет совсем немного времени! В конце концов, Вы так долго ждали этого момента...
Ирина молча отвернулась и еле слышно ответила:
— Я жила этим моментом, Доктор. Ну да ладно. Надо, так надо. Подожду еще...

Костя оказался прав — это заняло всего несколько дней. Буквально на следующий день ей дали надеть то летнее платье и туфли, которые ей выдала Люба ещё на острове. Через два дня она, в сопровождении двух крепких и неразговорчивых мужчин, прибыла наконец в столичный аэропорт, где их поджидал тонированный минивэн. Через два часа она уже входила в тот самый трехэтажный особняк, с которого начались ее злоключения.
Ее встретил незнакомый охранник и повел по знакомым коридорам к лифтам. Они спустились вниз и через минуту она, слегка прихрамывая на поврежденную ногу, уже входила в комнату хирурга.
В нос ударил неприятный спертый запах. Ирина снова увидела несколько расположенных в ряд гинекологических кресел, на одном из которых была пристегнута девушка с большими расширителем в заднице. Она тяжело дышала и слабо скулила сквозь надутый во рту кляп.
— Вы посмотрите, кто к нам приехал! — раздался голос Сан Саныча. Седоусый врач, улыбаясь поднялся из-за стола, за которым осталась сидеть неизменная ассистентка — Женечка. — Я вижу, к нам вернулась наша очаровательная знаменитость! А что с нашей ножкой?
Ирина неловко улыбнулась, но памятуя о правилах, не произнесла ни слова в ответ.
Хирург по хозяйски положил ей руку на плечо и с любопытством посмотрел ей в глаза:
— Ну как ты, милочка? Можешь отвечать, тебе уже можно! — рассмеялся он.
— Спасибо, Сан Саныч, — ответила женщина, опуская взгляд в пол, — Все нормально.
— Ишь ты, скромница какая! — усмехнулся врач, — Ну ладно, проходи к вешалке. Как это принято у нас говорить, раздевайся и на кресло. Снимем с тебя все лишнее. Не бойся это не больно.
Ирина скинула с себя единственное платье, оставшись в простых туфлях на невысоком каблуке и повернулась к Сан Санычу.
Тот невольно задержал взгляд на ее теле:
— Женечка! Ты посмотри, как похорошела наша Девяточка! Окрепла, постройнела... ни грамма лишнего. Молодцы наши ребята все-таки — знают свое дело.
Весело

Ошибка моей мамы

Как я стал девочкой Юлей. Часть 2

Cнегурочка. Роман. Часть 8