не говорил, пока не стало очевидно, что я закончила. Его лицо было спокойным и нейтральным, хотя прослушивание моей истории о свинговой вечеринке и романе с Мартином, должно быть, ранило его снова и снова.
Что было ужасно, так это то, что он не злился, не повышал голос. Все, что он сказал, получилось холодным и отстраненным:
— Спасибо, что рассказала мне эту историю, Эйлин. Было невесело это услышать, но я неделями задавался вопросом, что именно произошло? Однако я не понимаю, как прослушивание что-то меняет. Я понимаю, что ты сказала, и, возможно, я даже немного лучше понимаю теперь твое поведение, но это не отменяет того, что ты все равно пошла за моей спиной на ту вечеринку, ты все равно изменила мне, и соврала мне, и унижала меня, у тебя все еще был роман с этим мудаком. Я не переставал любить тебя, и я очень по тебе скучаю. Но не похоже, что что-то изменилось, по крайней мере, пока. Я все еще абсолютно зол на тебя, и я все еще не хочу тебя видеть рядом. Если ты думала, что этот разговор закончится тем, что я попрошу тебя вернуться домой, то можешь об этом забыть.
Все это было сказано так прозаически, что было пугающим. За шесть недель, с тех пор как он меня выгнал, его раскаленная добела ярость превратилась во что-то еще более страшное, что-то вроде непреклонной решимости.
Я поплакала еще немного, стараясь не шуметь. Наконец, я немного успокоилась и прошептала:
— По крайней мере, ты... подумаешь об этом?
Он долго и хладнокровно смотрел на меня, как будто я была каким-то неприятным объектом, неожиданно встретившимся на его пути. Затем он встал, чтобы поставить наши кофейные чашки в раковину. Не оборачиваясь, чтобы посмотреть на меня, он сказал:
— Да, я подумаю об этом.
Это было явно мое увольнение. Мне удалось добраться до своей машины, не сломавшись полностью, но как только я села за руль, то просто потеряла контроль. Я сидела и рыдала двадцать минут. Я не думаю, что Дэнни видел меня — он вернулся в дом и закрыл дверь.
***
Кто бы ни придумал фразу «жизнь продолжается», безусловно, она имеет смысл. Неважно, с чем ты имеешь дело, жизнь продолжается. Проблема, однако, в том, что жизнь не обязательно идет очень хорошо или так, как этого хочется, и жизнь не говорит, что нам следует делать дальше.
Два моих выбора стали очевидны, с того момента как я заметил минивэн Эйлин, припаркованный рядом с Мерседесом Мартина Нетребко в задней части двора отеля Мариотт:
1) выбросить ее изменяющую задницу из моего дома и развестись;
2) найти способ простить то, что она сделала, и работать над восстановлением брака.
Конечно, в то время я не думал достаточно ясно, чтобы понять, что это были действительно единственные два варианта. Все что у меня на уме, было моей яростью и обидой, которые быстро привели к решимости, что я отомщу (или что-то из этого), проведя ее через ад. Я сделал это, и нисколько об этом не жалею.
Было определенно приятно видеть, как она страдает, видеть, как она больше недели была полна беспокойства и страха, когда задавалась вопросом, знаю ли я о ее романе. И было очень приятно сбить Нетребко с ног и обоссать его — по крайней мере, это было довольно хорошо в течение нескольких минут.
Но ни одна из этих вещей не «сделала все это лучше», и теперь, спустя восемь недель, стало ясно, что не было ничего, что могло бы сделать все лучше. Был только выбор между двумя непривлекательными альтернативами.
В течение двух месяцев я занимал себя работой, проводил время со своими друзьями по работе, делал некоторые ремонтные работы по дому и старался не зацикливаться на том, насколько пусты мои дом и жизнь без Эйлин. Я всегда много занимался кулинарией и маркетингом, поэтому кормить себя не было проблемой. И не было так уж сложно научиться стирать. Я надеялся, что это время поможет мне найти способ понять, чего я хочу. Но проблема заключалась в том, что пропавшая Эйлин и злоба на нее были так сильно перепутаны, что я не мог их разделить, и не мог понять, какое чувство было сильнее, к какому голосу нужно было прислушиваться.
Я говорил с ней как можно меньше — несколько коротких телефонных звонков. Через шесть недель она умоляла меня дать ей шанс объяснить что-то, поэтому я позволил ей прийти и рассказать мне всю эту чертову историю, без купюр.
Услышав это, я получил ответ на некоторые свои вопросы — теперь я знал, как начался роман, и какова была роль Денниса и Эми. Но это не приблизило меня к решению.
У меня было немного полезной информации. Эйлин все еще любила меня и совсем не любила Нетребко. Она отчаянно хотела остаться со мной, и ей было невероятно жаль того, что она сделала. И я должен был признать, что ее консультации помогли ей принять на себя полную ответственность за серьезность ее действий. Она поняла, что это немаловажно.
С другой стороны... Всегда есть «с другой стороны». Эйлин прекрасно знала, что я чувствую по поводу свинга, потому что мы это обсуждали. Но она все равно пошла на вечеринку и трахнулась там с тремя парнями! А потом она позволила одному из них уговорить ее на роман, потому что (если бы я мог ей поверить), она наслаждалась сексом, который у них был на вечеринке.
Как, черт возьми, она могла ожидать, что я буду с этим жить? После двадцати лет брака я уже недостаточно хорош для нее, ей нужен какой-то незнакомый член? И что еще хуже: только попробовать ей было недостаточно, чтобы получить удовлетворение, поэтому она записывается на полный курс?
Я не тот парень, которому не хватает уверенности в себе, но нет ни одного человека, который мог бы легко это понять, не задумываясь о своих способностях как любовника. Я всегда думал, что мы с Эйлин неплохо справлялись в постели — я всегда старался угодить ей и даже играть в игры, когда это было то, что она хотела. Но нет ничего лучше, чем узнать, что тебя заменили, пусть даже частично, чтобы заставить сомневаться, что он справляется с работой.
***
Жизнь продолжалась. Случайные телефонные звонки Эйлин прекратились после нашей встречи и ее признания. Она, вероятно, боялась того, что я ей скажу, и решила, что лучше всего дать мне столько времени, сколько нужно.
В первый же день, после того как выгнал ее, я изменил сообщение автоответчика: теперь он говорил, что Эйлин больше здесь не живет, и давал номер телефона дома ее родителей. Неудивительно, что мне пришлось столкнуться с несколькими шокированными и обеспокоенными сообщениями от наших друзей, незаметно удивляющихся или просто спрашивающих, что происходит?
Тем, которые меня волновали, я перезвонил и сказал им правду: что у Эйлин был роман, я узнал об этом и выгнал ее. Я не поделился подробностями, но был полон решимости сделать так, чтобы люди не услышали какую-то смешанную версию истории в другом месте и не подумали, что виноват я!
Две или три пары, которых мы знали годами, оказались потрясающими друзьями. Они приглашали меня на ужин, регулярно звонили, просто предлагали свою поддержку, никоим образом не пытаясь накачать меня информацией или сунуться внутрь моего брака. Я думал, что, возможно, есть и другие, которые делают то же самое для Эйлин, но мне было все равно.
Разговор с детьми о текущей ситуации был одним из самых сложных, с которыми мне пришлось столкнуться. Я в первую же неделю позвонил Эмили и Фрэнку. Я планировал сказать только то, что у нас с мамой — трудное время, и что она какое-то время останется в доме своих родителей. Но недооценил восприимчивость и решимость моих детей.того... Я думаю, есть то, что настолько разрушительно, что простые извинения просто не могут поставить все на место. Она остановила меня, положив руку мне на плечо, и мы стояли лицом друг к другу на тихой тропинке у озера.
— Хорошо, тогда подумай об этом так. Очевидно, что ты несчастлив, папа. Ты одинок и зол, и у тебя слишком много свободного времени. Так, что ты можешь сделать, чтобы все улучшить? Что снова сделает тебя счастливым? Разводиться и начинать все сначала в твоем преклонном возрасте? — она игриво ткнула меня, и мы оба ухмыльнулись. — Или — когда мама опять с тобой дома, любит тебя и делает все, что может сделать для вас?
— Я всегда знал, что воспитал умную дочь, — сказал я. — Ты задала вопрос так, как я задавал его себе: что могло бы сделать меня счастливым? Проблема в том, Эм, что у меня нет ответа... Быть в одиночестве, опять ходить на свидания, пытаться найти кого-то, с кем я могу поделиться своей жизнью, кого-то, кто мог бы значить для меня столько же, сколько и твоя мать, — это довольно непривлекательно. С другой стороны, иметь ее рядом и каждый раз, когда я смотрю на нее, знать что... подожди, я не могу говорить об этом с тобой.
Я на минуту закрыл глаза, пытаясь восстановить самообладание.
— Дорогая, я просто больше не могу обсуждать это с тобой. Ты — уже в середине этого больше, чем я хотел, и я не могу больше говорить с тобой о моих отношениях с твоей матерью. Тебе просто придется доверить мне сделать то, что лучше, когда я это пойму!
Я снова улыбнулся ей, немного печально, и она крепко обняла меня.
— Хорошо, папа. Спасибо за то, что выслушал. Я люблю тебя!
— Я знаю, дорогая.
***
Примерно через месяц ко мне приехала сестра Эйлин Диана. Я не видел ни ее, ни кого-либо из родственников Эйлин, с того дня как выгнал ее. Я предполагаю, что Диана и их отец оба предложили прийти поговорить со мной, но Эйлин остановила их. Если это произошло так, то Эйлин поступила правильно: меня бы еще больше разозлила необходимость защищать мои действия перед ее отцом или сестрой.
Но сейчас прошло более трех месяцев. Я больше не чувствовал себя таким злым, ни таким усталым и грустным. Я скучал по Эйлин, но не хотел, чтобы она вернулась — на самом деле я не хотел видеть ее или разговаривать с ней. И не знал, буду ли хотеть когда-либо.
К моему удивлению, мы с Дианой прекрасно провели время. Она появилась в субботу утром, около десяти, как раз когда я начинал готовить большой омлет с ветчиной и сыром. Я добавил еще пару яиц, и мы с ней разделили его.
Диана мне всегда нравилась. У нее была та же энергия и юмор, что и у ее старшей сестры, и почти такая

Эльвира и Альбина, женщины Геннадия Поспелова. Совместная жизнь.

Первое приключение

Что мы расселись? Пошли трахаться!