грудки и плоский животик Марины, затем в сопровождении сдавленного постанывания при помощи какой — то штуки раскрывшей и обследовавшей её гладко выбритую письку.
Закончив, врач велела пациентам одеваться.
Дальше дорога им была к зданию Агентства, где вновь пришлось снять с себя всю одежду, отдав её сопровождавшей, тотчас же покинувшей их. После длительного ожидания в выложенную белым кафелем комнатку вошла медик, которую они видели ещё в банке и, взяв за руки, отвела их в также кафельный коридор, где цепью за правую руку пристегнула Витю к левой стене, а Марину — к правой рядом со светлокожей девушкой с прикованной за оба запястья коротко остриженными светло — русыми волосами и стройными, но как-то непропорционально длинными ногами.
— В общем так, — произнесла медик, — вы двое находитесь здесь до завтрашнего утра, однако, правила поведения для всех одни. Переговариваться между собой и обращаться к персоналу запрещено, если мы вас о чём — то спросим — отвечать «да, госпожа», «нет, госпожа», это ясно?
— Да госпожа, — ответили вновьприбывшие.
— Хорошо, — произнесла женщина и вышла.
У парня не было оснований не доверять её, но он точно знал, что эта ночь: голым при девчонках с ледяной стеной вместо постели и с каждой секундой всё сильнее ноющей рукой будет для него вечностью.
Проснулся (или, вернее, очнулся от кратковременного забытья) мальчик от пощёчины. Следующим услышанным им звуком был удар цепи, которой он раньше был прикован о кафельную стену. Всё ещё мало что соображая, Витя почувствовал, как его грубо тянут за левую. Инстинктивно попытавшись сопротивляться, он больше услышал, чем почувствовал очередную пощёчины. Подняв глаза, маленький пленник увидел ведущую его высокую и полноватую ярко накрашенную рыжеволосую женщину лет тридцати. На новой мучительнице был белый халат с просвечивающим из-под него чёрным лифчиком, средней длины чёрная юбка и полупрозрачные тёмные колготки. Своего подопечного она повела к выходу, достала из кармана ключ и, открыв его, оказалась с ним в другом коридоре, полутёмном с крашенными стенами и полом из облупившихся досок. Впустив за металлическую дверь ещё одну сотрудницу, вероятно, пришедшую за Мариной, она потащила свою жертву к другой двери — небольшой с потрескавшейся краской. За ней оказалась душевая, освещаемая маленькими окошками под крышей. Пол здесь был выложен коричневыми плитками, какие бывают в подъездах, а стены примерно до половины высоты — старыми пожелтевшими плитками, выше и потолок — выбелены. Такой же кафель был на невысоких, явно ниже человеческого роста перегородках, разделявших выстроившуюся по периметру батарею из смесителей и алюминиевых трубок с лейками в верхней части. По середине комнаты стояли несколько длинных, как на физкультуре, невысоких скамей. Под одним из душей под негромкое ворчание наблюдавшей сотрудницы средних лет, тоже довольно упитанной, приводила себя в порядок довольно высокая девушка-азиатка с неочень длинными, но обладавшими приятной полнотой ногами и довольно большой грудью.
Дежурившая за стоящим у входа столом коротко стриженная крашеная блондинка на вид сорока с лишним лет, обладавшая полным, становившимся уже пухлым лицом, пододвинула к вошедшим какой-то пузырёк без этикетки, машинку для стрижки, одноразовый станок, высохший кусок хозяйственного мыла и одноразовое полотенце.
— Сядь, — приведшая его девушка кивнула на место на скамейке, по которым была разостлана прозрачная плёнка.
— Сейчас больно будет, — продолжила она, — но ничего не поделаешь.
Машинка, и правда, очень и очень больно вырывала волосы чуть не с корнями. Но эта самая боль в купе с ощущением на собственном плече тёплой женской руки и самим сознанием того, что с ним, полностью обнажённым всё это делает женщина, вскоре сделали своё дело. Но до окончания этой неприятной процедуры приходилось терпеть.
— Так, встать. — Произнесла она, закончив. — Иди к раковине и намочи головку, а то нам тут с тобой ещё долго.
Юноша сделал, что ему говорили.
— Теперь нагнись, сильнее. Рот открой.
Не успел он этого сделать, как два пальца оказались в самом горле, проникая всё глубже и глубже, пока не...
— Стань прямо, — коротко бросила сотрудница, отмывая руку от остатков рвоты, — подожди немного. — Теперь иди сюда, в плотную, — теперь стой спокойно, а то я могу порезать.
Надо ли говорить, что он чувствовал?! Сначала плавные, поглаживающие движение тёплой полноватой руки по лобку, потом — аккуратные движения бритвы... Из сладкого забытья его вывело сильно жжение, казалось, во всём теле от вылитой на него жидкости из маленького пузырька.
— Идём, — сотрудница взяла его за локоть и повела к одному из душей.
— Стань спинкой, — скомандовала она.
Сначала на него обрушился ледяной дождь, потом — кипяток, всё это сопровождалось трением грубого куска мыла о детскую кожу. Но странное дело, чем дольше с ним совершали эти болезненные манипуляции, чем больше Вите хотелось продолжения. Не то, чтобы ему нравилось чувствовать боль, но какое-то новое, такое же, как тогда, с учётчицей и хирургом, чувство наслаждения грубостью старшей женщины заставляло его чуть не просить о продолжении помывки, на что чутко реагировал ставшее торчком естество парнишки.
— Поворачивайся... — сотрудница душевой опустила глаза, — ого! Тут тоже надо помыть, — она взялась рукой за член, но, оглядевшись, и, видимо, поняв, что людей кругом, всё-таки многовато, отпустила его, без предупреждения принявшись за лицо.
Когда Витя вновь смог видеть после попавшего в глаза мыла, его уже тащили наверх по бетонным ступенькам. Поднявшись на пару этажей, сотрудница постучала в обитую кожей дверь и, получив разрешение, вместе с ним вошла в довольно просторный кабинет, где, как выяснилось, уже была Марина. Стены здесь были не кафельные, а оклеены обоями, пол — паркетным, на нём — такая же, как и в банке белая черта, за которую им велели стать. За большим столом у окна сидели вчерашняя полная женщина в деловом костюме с собранными в тугой узел чёрными волосами и та тётка, со знакомства с которой для ребят всё и началось. Рядом также стояла медик, правда, не вчерашняя полнеющая средних лет, а другая — помоложе, высокая и худая со стриженными под каре светлыми волосами.
— Москаленко, — произнесла тётка в строгом костюме, подвинув своё стул так, чтобы он стоял не за, а на некотором расстоянии от стола (мальчик даже мог видеть её трусики под серой юбкой-"карандашом»), — ко мне.
Стоило ему подойти, как две короткие, но сильные руки, грубо развернув спиной, начали ощупывать его позвоночник, затем, надавив на спину, сотрудница заставила его нагнуться и, раздвинуть ягодицы с тем, чтобы медленно, также, как хирург, просунуть палец в его задний проход.
— Мммм!
— Тихо! А то надолго у нас останешься!
Всё глубже проникал не длинный, но ухоженный бесцветный ноготок, пока вновь, как тогда, у хирурга, несколько белых капель не оказались на паркетном полу.
— Встать и спиной ко мне.
— Теперь выпряляемся и поворачиваемся.
Собственноручно запрокинув голову Вити назад, она велела открыть рот и, поковырявшись там немного, отпустила, объявив:
— Третья категория. Возражения у медика?
— Нет. — Меланхолично отозвалась высокая тётка.
— У представителя банка?
Смуглая женщина молча покачала головой.
— Тогда подпишем протокол.
Закончив с бумажной работой, его вновь заставили стать за чертой. Следующей оказалась Марина. Для начала девушка из агентства велела ей лечь навзничь на стол. В таком положении она какое-то время щупала её плоский смуглый животик, затем, сказав раздвинуть ноги, с какой-то штукой наклонилась к дырочке.
— Без целочки она у вас. — Почти с удовольствием произнесла исследовавшая.
— Да, у хирурга это было.
— Тогда её и проверить можно.
— Пожалуй, — кивнула приёмщица из банка.
— Ань, — обратилась глава комиссии к рыжей женщине, приведшей пленника, — давай молодого человека сюда.
Грубо поддащив к столу, его заставили стать коленями на деревянную крышку. Затем светловолосая женщина, заставив подопечную согнуть ноги в коленях, собственноручно широко раздвинула их. Женщина из банка взялась удерживать верхнюю часть тела марины в то же время рыжая Аня подвинула освидететльствуемого почти вплотную к другой жертве, потом врач взялась рукой за его вновь принявший боевую готовность член, вставив в дырочку между смуглых ножек.
— Давай, давай, работай, — быстро заговорила Аня, взяв его за таз, помогая совершать ритмичные движения.
Долго так длиться не могло. Вскоре он кончил внутрь тела девушки. Затем полуживых детей стащили со стола и опять повели мыться, затем — вновь куда-то потащили.
Кажется, снова сознавать что с ними происходит, они начали уже одетые в принадлежащей банку машине под разговоры сопровождавшей их приёмщицы о том, когда надо будет явиться для повторного освидетельствания, «если, конечно, за вы будете платить, как положено». Выходило, что Вновь пережить подобное мучительное, унизительное, но дьявольски-приятное действо им предстоит через полгода. Добавлять ли к этому сроку «целых» или «всего», никто из двоих не знал.

Съемная комната

Делать куннилингус и брать на ротан совсем не одно и тоже

Сорок и одна рабыня