оставленные одиноко обветриваться на кухне.
‒ Опять мне голодный ребенок достался! ‒ смеется Герман, — Пошли, поедим, а то так Новый Год пропустим!
‒ Не называй меня больше так, ‒ хмурится Маша.
Герман легонько щелкает ее по носу и тут же крепко целует, заглаживая ребячливое обращение.
‒ Ладно. ″Любимая″ устроит?
Эпилог
Четыре года спустя.
Свадьба Маши и Германа была тихой и скромной. Они подали заявление в загс сразу после праздников и расписались, как только это стало возможно.
Ни Машины родители, ни родители Германа не были в восторге от этого союза, но смирились, считая, что время расставит все по своим местам. Машиному отцу очень тяжело далось то, что единственная, талантливая и одаренная дочь отказалась от представлявшихся ему колоссальными возможностей ради мужчины много старше ее.
‒ Мам, но ведь ты тоже совсем молодой замуж выходила и папа тебя старше! ‒ искала девушка поддержки у матери.
‒ Семь лет или семнадцать — это большая разница, Машунь. Дай ему время.
А время шло, летело на крыльях, принося с собой не только радости, но и невзгоды.
Из университета Маша документы забрала. Об учебе не жалела, тосковала лишь по морю, которое полюбила всей душой. Даже не ездила за вещами, попросила Санэм все собрать для нее и выслать почтой. Та равнодушно согласилась. Чего еще было ожидать от этой странной русской? В ее стране девушки борются за право получать образование, не выходить замуж, а эта в 18 лет выскочила, наверняка, беременная уже!
Но пополнять семейство Маша с Германом пока не планировали, после нескольких крышесносных срывов с презервативами, с волнением считая дни до ее месячных, озаботились более надежными методами контрацепции.
Чтобы не слоняться по дому без дела, Маша пошла на бухгалтерские курсы, понимая, что денежной подушки Германа надолго не хватит. А он все сидел без работы... Скандал с его арестом больно ударил по нему, да и женитьба на молоденькой девушке, вчерашней школьнице, не добавила плюсиков в резюме. На них разве что пальцами не показывали и осуждающе шептались за спиной.
‒ Маш, как ты относишься к тому, чтобы переехать? ‒ однажды вечером спросил Герман.
Маша, только что вернувшаяся с курсов, с надеждой взглянула на мужа, видя его приподнятое, полное энтузиазма настроение. Уже хватит с него затянувшейся черной полосы, сердце кровью обливалось от того, с каким мужеством он боролся с хандрой после каждого нового отказа.
‒ Я — за. Куда захочешь, ‒ с улыбкой согласилась она.
‒ Тебе понравится! Друг нашел мне место на одном перспективном проекте в Питере! Там, конечно, море попрохладнее будет, но тоже твоя любимая Балтика!
Он весь лучился от едва сдерживаемой радости. Девушка благодарно обняла — даже в таком плачевном положении как у них, Герман все равно не перестает думать о ней.
‒ А как же твои родители? ‒ аккуратно спрашивает, зная, как он привязан к ним, а они уже не в том возрасте, чтобы путешествовать.
Вздохнул, явно сам много об этом думал.
‒ Буду навещать, присылать деньги. А там, посмотрим, необязательно же оставаться вдали навсегда!
‒ Конечно, ‒ согласилась Маша. Может, мама права, и просто надо больше времени, чтобы эта история выветрилась из людской памяти?
‒ Маш, ты же в Питере можешь в университет поступить! На твои восточные языки!
‒ Да я не пройду, ‒ отмахнулась девушка, ‒ там же конкурс ужасный. Пойду на английскую филологию, как решили.
‒ Ну конечно! В иностранный вуз, да еще бесплатно, поступила, а к нам не поступишь?
Маша не стала спорить, доказывая, что это разные вещи. Туда, в захолустье Европы, не так и рвались, а здесь уйма будет с таким же аттестатом как у нее.
Тем не менее после переезда в маленькую квартирку на Васильевском острове, Герман не переставал настаивать, чтобы Маша попыталась, заручившись еще и поддержкой ее родителей, впервые принявших его сторону, и она сдалась, села готовиться.
С первого раза не поступила. Поступила лишь через год. Но этот год стал одним из самых счастливых в их жизни. Герман с восторгом окунулся в работу над проектом, команда была молодая, энергичная, спонсоры солидные, и он со своим опытом и знаниями пришелся всем ко двору. Маша подрабатывала в маленькой фирме помощником бухгалтера. Выходные и вечера они проводили вдвоем, наслаждаясь любовью и узнавая, открывая друг в друге все новые грани — много гуляли по городу, ставшему для них новым домом, ездили по окрестностям, вступили в спортивный клуб велолюбителей.
В Питере никто не знал, кто они такие, из-за чего вместе. И это открывало новые горизонты, давало надежду, что их жизнь ничем не отличается от жизни миллионов таких же влюбленных семейных пар. Да, у представительного, взрослого мужчины молоденькая красавица-жена. Эка невидаль! Они что, первые?
Забавно, но предсказание Германа, что он всегда будет для нее заменой папочки сбылось с точностью до наоборот. Это Маше постоянно приходилось бороться с его порой чрезмерной опекой, когда он то и дело скатывался в ласковое обращение ″маленькая″, ограждая ее от тревог и непосильных, по его мнению, проблем. Но она не спорила, а просто вставала и делала, доказывая, что способна сама принимать решения и брать на себя ответственность, отказываясь от рамок маленькой девочки, в которые давно уже не помещалась.
Через два года после свадьбы внезапно объявилась Оксана. Поговорив с ней несколько минут по телефону, Герман потом долго сидел в шоке, не зная как реагировать или рассказать жене о услышанном.
‒ Она вышла замуж, да? ‒ взволнованно спросила Маша, не представляя, что еще могло привести его в такое замешательство.
Кивнул.
‒ Еще и родила. Девочке уже годик, ‒ утвердительно добавил Герман.
У Маши внутри натянулась тугая струна. Все же тяжело быть второй женой, все время кажется, что муж сравнивает ее с той, первой, даже если для таких мыслей нет ни малейшего повода. И чем он так ошарашен сейчас? Неужели, все еще любит ее, подспудно ревнует?
‒ Она отдает мне Марка, ‒ недоуменно выдыхает Герман. ‒ Словно он щенок, которого можно взять, поиграться и отдать обратно! У него не сложились отношения с отчимом, ревнует к сестренке. И она решила от него избавиться?!
Голос мужчины все больше набирает обороты, переходя в полномасштабный гнев. Да что она за мать такая! Как посмела довести до такого его сына?
‒ Герман, любимый, успокойся, ‒ просит Маша, пытаясь унять его бессильную ярость. Он так сильно скучал, переживал о сыне, каково это — узнать, что все это время мальчик страдал, не будучи принятым и любимым в новом доме, отвергнутый даже собственной матерью?
‒ Мы заберем его. Будем любить больше всех на свете. Он снова будет с тобой, ‒ уверяет она мужа.
Ее благородный порыв натыкается на суровую действительность. Прилетевший Марк уже не милый четырехлетний малыш, а озлобленный семилетний мальчик, с трудом говорящий по русски. Маша с Германом отдают много сил, надеясь растопить лед в его сердце, водят по психологам, записывают в частную школу, отказывая себе во всем, но восстановление идет долго и тяжело — ребенок, преданный самым важным человеком на земле — матерью, не спешит налаживать контакт с новыми взрослыми, в постоянстве которых нет никакой уверенности. Проходит год, прежде чем он впервые несмело улыбается приготовившей ему любимое лакомство Маше, и еще год, пока окончательно не адаптируется к новой жизни, заведя друзей в школе, с удовольствием став ходить по кружкам, на которые раньше его было не затащить. Отец снова становится самым значимым человеком в его жизни, Машу мамой не называет, но она и не ждет, радуясь, что в их маленькой семье наконец воцарился мир и покой, лишенный истерик и сцен ревности.
‒ Он — хороший мальчик, ‒ мягко замечает приехавшая к ним погостить мама, когда Маркушка весело убегает к себе доделывать уроки, спросив у Маши, готовящей ужин на кухне, про непонятное задание.
Мать часто навещает дочь, скучает. В последнее время с ней почти всегда приезжает и отец, уже останавливается у них, в новой трехкомнатной квартире, а не высокомерно отправляется в гостиницу как раньше. За эти годы он потеплел, нашел много общего с Германом, начал уважать его.
Да, не все складывалось гладко, но дочь явно была счастлива, училась, работала, стала любящей женой и матерью. Это был ее выбор и она с достоинством несла его последствия. Родителям всегда хочется легкого, беззаботного жизненного пути для детей, но самую большую гордость в итоге вызывает не престижный университет или успешная карьера, а знание, что ребенок вырос ответственным, самодостаточным человеком.
‒ И ты — хорошая мачеха, ‒ мама явно была настроена продолжить разговор, хитро подбивая дочку на откровенность. ‒ А Герман — несомненно, прекрасный отец.
Маминого такта хватило, чтобы не продолжить фразу закономерным вопросом, а не собираются ли они сами завести совместного ребенка?
Маша чмокнула маму в щеку и загадочно подмигнула:
‒ Из тебя будет слишком молодая бабушка, мам! Никто не поверит!
Маша и сама в тайне уже какое-то время мечтает о малыше. И чтоб глазки у него непременно были серыми, как у отца. Муж долго сомневался, считая, что ей прежде надо закончить университет, но Маше не хочется еще дальше тянуть, она уверена, что справится со всем. Герман никогда не был способен устоять под мягким, но несгибаемым напором жены, соглашается.
Прошло уже три месяца, как Маша перестала пить таблетки, за это время дважды глаза выплакала, переживая неудачу. И вот сейчас в ней пузыриками шампанского пенится новая надежда — у нее почти неделя задержки. Сделанный утром тест показал вожделенные две полоски.
Вечером, тихо священнодействуя в плотно закрытой спальне, Маша плавится под ласками мужа, не медля отдавать обратно, снова и снова распадаясь на атомы под его губами, руками, членом. В телах друга друга для них уже нет секретов, наслаждение лишено острых углов, оставляя лишь чувство полного растворения во взаимной любви и страсти.
‒ Ох, Машка, что ты со мной делаешь? ‒ удовлетворенно вздыхает Герман, целуя жену. — Люблю тебя, моя маленькая.
Девушка тихо, нежно смеется — опять он за свое!

Сноха и свекр

Как жена «экстримнулась»

О чем говорят глаза