дальше выкручиваться, выдавая лишь часть правды, не получится.
‒ Больше месяца назад...
Ее ответ звучит грохотом сорвавшейся лавины в полнейшей тишине.
Герман медленно, чрезвычайно осторожно разжимает вцепившиеся в него с объятиями руки девушки, встает, идет на кухню, наливает себе стакан воды из кулера и залпом выпивает.
Маша испуганно наблюдает за ним, не зная, как себя вести, что говорить, как объяснять, как оправдываться.
Наконец, любимый поворачивается к ней — лицо совершенно спокойное, застывшее, губы искривлены в жестокой, саркастичной ухмылке.
‒ Так ты поэтому решила со мной секс-марафон устроить? С усвоением по ускоренному курсу? Чтобы уж все сразу перед отъездом? Прости, что-то я тормозил с аналом. Ничего! Пойдем, сейчас все наверстаем! ‒ больно дергает девушку за руку, стягивая с дивана.
‒ Нет! Как ты можешь так думать! — Маша чуть не плачет от резкой боли в плече, но еще больнее видеть это ужасное разочарование в его глазах, пеняя на собственное бессилие.
‒ А что я должен думать? Ходит ко мне девочка, с вполне определенными намерениями, использует по полной программе, так как срок ограниченный! Ты не думай, я не в обиде! Трахаешься ты классно, заправской шлюхе десять очков вперед дашь!
‒ Герман, перестань! ‒ взмаливается Маша, ломая руки. ‒ Ведь все не так! Ты же знаешь! Я люблю тебя... я боялась, что ты меня не любишь...
‒ А! Так вот значит, с чего сегодня такая откровенность! А ты, оказывается, не только маленькая, избалованная сучка, но еще и жадная! Тебе не только ключ, тебе и сердце выдай на блюдечке с голубой каемочкой!
Маша зажала уши ладонями не в силах больше выслушивать его горькие, жестокие слова. Тем более, что те были слишком недалеки от правды. Как он не старался говорить безразлично, эмоции так и кипели, прорываясь на поверхность. Она видела, что ему больно. Но почему он не хочет увидеть, как больно ей вариться в собственных сомнениях, не хочет посмотреть на все ее глазами?
Стирает слезы с лица, глубоко вздыхает, чтобы успокоиться.
‒ Я никуда не поеду. Откажусь. Ты для меня важнее, ‒ заявляет девушка.
Герман, с угрозой нависший над ней, резко отступает, словно она врезала ему кулаком в живот со всей силы.
‒ Мне не нужны такие жертвы от тебя, Маша, ‒ убегает от ее ищущего взгляда, глядя в догорающий огонь камина.
‒ Герман, зачем ты все так поворачиваешь? ‒ почти кричит девушка, силясь до него достучаться. ‒ Я надеялась, мы поговорим, обсудим. Ведь это наше общее будущее? Я не могу решить без тебя.
‒ Тут нечего обсуждать, ‒ приседает перед каминной решеткой, поправляя угли — снова спокойный и сосредоточенный, будто и не замечая ее терзаний. ‒ Ты ведь уже все решила, не так ли?
‒ Но ведь ты бы мог поехать со мной! ‒ восклицает девушка, высказывая свое самое заветное желание, Подбегает к мужчине, садится перед ним на колени, тянет за руки, всматривается в нахмуренное, в миг постаревшее лицо.
‒ Пожалуйста. Я не смогу без тебя. Поедем со мной! — слезы серебристыми бусинками катятся из глаз, лицо, преклоненная поза полны безумной нужды и надежды.
‒ Даже будь это возможно, Маша, я никогда не уеду от Марка, ‒ отрезает он, холодно глядя на нее, — ты должна было это знать.
Маша, слишком пораженная прозвучавшим обвинением, выскакивает из комнаты и бежит наверх в их спальню, что больше не станет безмолвной свидетельницей их любви и страсти. Не раздеваясь, бросается в постель и долго, безнадежно рыдает, оплакивая крушение всех своих детских мечтаний. День рождения только наступил, она теперь формально взрослая, но если с этим приходят и такие муки, стоило ли к этому так стремиться?
Внизу Герман сидит перед черным, потухшим камином, вспоминает ее загоревшиеся счастьем глаза, когда признался в том, что тоже любит ее, а в пальцах крутит коробочку с обручальным колечком, что уже никогда ей не подарит.

О чем говорят глаза

Как меня, замужнюю, чужак в попу имел

Похищение Маши. Часть 1