от тела и воспарил ввысь, обозревая все, что происходит в сумраке комнаты — большие руки мужчины, крепко впившиеся в смуглые бедра женщины, ее изогнутая спина с бисеринками пота, его хриплый рык, когда и он позволяет себе облегчение.
Проходит несколько долгих минут, пока Машина парящая душа снова сливается с телом. Сердце замедляет свой бег, дыхание начинает выравниваться, по всем мышцам разливается приятная, ленивая истома. Герман скатился с нее, лежит рядом на боку, легонько перебирает пальцами по ее позвоночнику, словно играет на клавишах.
— Люблю тебя, — шепчет Маша, боясь повернуться и посмотреть на него. Не может удержаться.
Герман крепче прижимает к себе, целует в волосы.
Оба липкие от пота, но отстраняться не хочется, хочется провести так всю жизнь, перекатывая на кончике языка послевкусие, оставленное их страстью.
— Тебе не было больно, маленькая?
Девушка качает головой. Больно? Какое банальное слово. То, что она чувствовала, в это слово точно не помещалось.
— Тебе было хорошо со мной? — смущенно спрашивает, наконец повернувшись к любовнику лицом. Знает ответ, но так хочется подтверждения.
— А ты не поняла? — иронизирует Герман, привычно приподнимая бровь. Эта черта в нем ей и нравится и нет — он постоянно ее дразнит. С одной стороны, это делает все проще, нет тревожной серьезности, с другой, она постоянно чувствует себя неумехой. Ничего, она еще отыграется!
— Нееее, — лениво тянет, — мне как-то не до этого было. Кончала, видишь ли, — отвечает с невинной физиономией, словно не замечая разбирающего его смеха.
— И как? — спрашивает о впечатлениях.
— Ну, для первого раза неплохо, — милостиво отвечает девушка, стреляя глазками из под опущенных в притворном смущении век. — В следующий раз неплохо бы со сквиртом попробовать!
Герман разражается хохотом. Хватает ее в объятия и начинает щекотать, пока девушка визжит и брыкается, задыхаясь от смеха.
— Машка — ты чудовище, — усмехается Герман, наконец отпуская ее из плена рук, — от куда только в такой хорошенькой головке столько пошлых мыслей?
— Учитель был хороший, — не остается в долгу Маша, — да и я никогда не пренебрегаю домашним заданием, — с вызовом показывает язык.
— Я не сомневался, — Герман чмокает маленькую хулиганку в нос. — Мне было невероятно хорошо с тобой, Маш, — добавляет серьезно, вмиг скинув все дурашливое настроение.
Смотрит так ласково, так пронзительно нежно, что Машкино сердечко начинает трепыхаться как пойманная птичка, а глаза расширяются в ожидании продолжения и тех самых, так нужных ей слов.
— Пойдем в душ, Мэри, — разрушает волшебство момента мужчина. Маша, сглотнув, отбросив промелькнувшее разочарование, принимает протянутую руку и идет следом.
***
Всю весну при каждой возможности, Маша убегает в квартиру Германа. Там они вместе свили уютное любовное гнездышко только для них двоих. Там открывались друг другу, познавая секреты, распахиваясь как телом, так и душой.
Маленькому сыну Германа Марку было четыре годика. По решению суда он имел право видеться с ним раз в неделю, забирая от матери на целый день, обычно по воскресеньям. Они гуляли, обходили все площадки в округе, ходили в детские кафе и центры развлечений, вечером обязательно ездили на ужин к родителям Германа, не чаявшим души во внуке. Герман неукоснительно исполнял предписания суда, платил не только назначенные алименты, но и без понуканий бывшей жены, часто покупал тому все необходимое.
— Не хочу давать ей и шанса нарушить договоренности, — признался он Маше, — как Маркушка в школу пойдет, подам в суд на пересмотр опеки, чтобы получить половину. Он повзрослеет к тому времени, сможет привыкнуть, я думаю.
О бывшей жене Герман предпочитал не рассказывать. Не говорил ни хорошо, ни плохо. Она была матерью его сына, для него это много значило.
Совершенно случайно Маша узнала, что та встречается с иностранцами, хочет уехать из России, но не может, упираясь в отказ бывшего мужа дать разрешение на выезд ребенка.
— Ей всегда хотелось легкой, яркой жизни, — словно извиняется Герман, — я ей такой дать не смог.
В тот день ему позвонила Оксана и попросила забрать Марка из садика, так как задержалась в Москве с очередным ухажером, опоздала на поезд, а ее родители как раз уехали с утра на дачу. Так правда и вылилась наружу. Герман смущался, явно не хотел, чтобы Маша была в курсе его семейных неурядиц.
— Я отвезу тебя домой, маленькая, прости, — извинился он за испорченное свидание — им и так нелегко было совмещать их графики. Хотя сейчас, после Последнего Звонка стало проще, Машка зачастую брала все учебники, записи, лаптоп с собой, и тихонько готовилась к экзаменам у него на кухне, пока он отсыпался после смен, радуясь даже такой возможности быть рядом с ним. Родителям говорила, что уходит к подругам, что заниматься вместе веселее, мать насмешливо щурила глаза, но делала вид, что верит.
— Можно я поеду с тобой? — несмело спросила Маша. Несмотря на счастье, что они разделили на двоих в этих стенах, постепенно их узость стала тяготить ее. Они не могли никуда выйти вместе, ни в кафе, ни на улицу, ради нее он даже велик забросил. Герман, хоть и не скрывал от нее подробности своей жизни, не изъявлял желания знакомить ее с друзьями или родными. И вроде понятно, они просто любовники... Но почему тогда так хорошо быть вместе? Секс соединил, спаял их, разметал очерченные границы, но Машке было хорошо с ним и без секса.
— Как хочешь, — безразлично бросил в ответ, но во внимательных глазах затаился какой-то вопрос, ожидание.
Маленький темноволосый мальчик с голубыми глазами в начале насупился, увидев в машине ожидавшую незнакомую женщину. Он привык, что в то время, что отец проводил с ним, тот полностью принадлежал ему, и совсем не хотел им делиться. Маша не навязывалась, не пыталась заигрывать с ним, лишь дружелюбно улыбнулась, назвав свое имя.
— Тетя Маша? — переспросил мальчик.
— Нет, просто Маша, — засмеялась девушка.
Весь теплый вечер допоздна она провели в парке. Маша чувствовала себя несказанно счастливой, впервые они куда-то вышли вместе с Германом. Она старалась не лезть в его общение с сыном, с радостью открывая для себя новую сторону любимого мужчины. Тот был заботливым, но достаточно строгим отцом, видно, что обожал сына, но не сюсюкал с ним, быстро пресекал капризы, при этом не стеснялся бегать за малышом следом по всем горкам и без удержу качать на качелях.
Под вечер уставший Маркуша разомлел и снисходительно подобрел к Маше, попросив сесть с ним на заднее сидение.
— Ты красивая, — немного неодобрительно заметил он.
— Это плохо? — улыбнулась Маша.
— Да. Красивым вечно всего мало, — нахмурившись, озадачил ее своими детскими рассуждениями.
Маша едва сдержалась, чтобы не рассмеяться и не обидеть мальчика, ожидая продолжения.
— Полинка от меня все машинки забрала, а все равно играть со мной не хочет, — пожаловался он, — а еще у Костика.
— Может, ей машинки и не нужны? — серьезно спросила Маша, — а ты не пробовал предложить поиграть с ней в то, что ей нравится?
— В куклы и поней что ли? — Марк разочарованно засопел, крепко задумавшись.
— Может быть. Для начала. А потом можно и в машинки, — Маша с трудом пыталась вспомнить, играла ли она с мальчишками в этом возрасте и как. Бросила беспомощный взгляд на Германа в зеркало заднего вида — но тот лишь ехидно улыбался, явно получая удовольствие от их разговора с сыном.
— Может, — согласился Марк, всем видом давая понять, что совет ее абсолютно бестолковый, но он слишком джентельмен, чтобы сообщать об этом даме. — Ты хорошая, — внезапно добавил он.
— Спасибо. Ты тоже милый, — искренне улыбнулась Маша.
— Вы с папой друзья, да?
— Да, — смутилась девушка.
Как по другому объяснить ребенку, кем они друг другу являются? Любовники? Друзья по сексу? Без эксклюзивных обязательств? Хоть кажется очевидно, что Герман проводил почти каждую свободную минуту с ней, Машу все еще ранило присутствие Вероники в его жизни, тем паче, что тему эту, при всей взаимной откровенности, они больше ни разу не поднимали.
— Я бы тоже хотел стать твоим другом, — тихо прокряхтел малыш, вырывая ее из грустных мыслей, прислоняясь вспотевшей головенкой к ее плечу, чуть не вываливаясь из автокресла.
В следующее мгновение он уже спал, повиснув на ремнях, приоткрыв рот и тихо сопя. Маша с замиранием сердца перехватила полной любви взгляд Германа, брошенный в зеркало — как бы ей хотелось, чтобы однажды он также смотрел на их общих детей. От этой мысли она встрепенулась и густо покраснела. Почувствовала острое, болезненное одиночество, когда Герман первой высадил ее возле дома — Оксана как раз прислала сообщение, что уже на вокзале. Стало так грустно, что у этого мальчика как и у мужчины есть другая жизнь, в которой нет места ей.
— Машуня! Как дела? — папа жизнерадостно обнял, поцеловав в щеку, как только она вошла в квартиру, открыв дверь своими ключами.
— Привет. Хорошо.
— К экзамену готова?
— Конечно, — по этому поводу Машка даже не волновалась. Какой ничего незначащей ерундой кажется этот ажиотаж по поводу русского, математики, английского на фоне того, что тревожит ее сердце.
— Что-то незаметно энтузиазма, — продолжает подзуживать отец, — не перезанималась?
Махнула головой. Сегодня уж точно нет. Даже сексом, не говоря об учебе.
— Нууу, какая ты скучная, — наконец сдался отец, тщетно пытаясь заразить ее своим весельем. — Посмотри, что пришло, Машка!
Жестом заправского фокусника вытащил из-за спины сложенные плотные листы с цветной, красивой, смутно знакомой шапкой на титульном.
— Тебя взяли, Машка! Факультет восточных языков! Полная стипендия с проживанием на все время обучения!
Отец весь лучился гордостью и торжеством за нее, готовый пуститься в пляс. Подошедшая мама, молча, крепко обняла, поздравляя.
А Машке вдруг неудержимо захотелось плакать

Подглядел за родственницей

Бутылочка на желания

Дырка по имени Оля