в свое дряблое влагалище со шрамом от кесарева сечения. Оно было горячим и скользким.
— Дааа... — она начала двигать внутри себя рукой, крутить по кругу и елозить по стенкам подушечками. Затем высунула указательный палец и начала елозить им по крошечному клитору. Длинные внутренние губы, торчавшие из внешних красными лепестками, разошлись в стороны.
Она начала подмахивать навстречу руке между ног
— Да, трахай меня, трахай меня... Давай, Денис, твоя мамочка сука, накажи ее... дааа...
Она распахнула воротник рубашки и сжимая по очереди возбужденные, чувствительные до предела соски, тянула их. Розовая плоть вытягивалась в тонкие трубочки за пальцами и становилась ещё твёрже. Язык вылез из перекошенного от похоти рта и начал лизать корку засохшего семени на белье Дэна.
Удовольствие нарастало и сейчас вот-вот должно было взорваться в мозгу. Движения рук стали судорожными и частыми, женщину затрясло. Она громко закричала и выгнулась. Ее трясло в диком оргазме. По ягодицам стекали ручьи соков и собирались лужей на простыне.
Так она и лежала, мелко тряслась, сжимая в руке, с обручальным кольцом на пальце, запачканную вагину, а пальцами другой, теребила сосок. Трусы сползли с мокрых глаз, она смотрела на плакат с какой-то намалеванной девкой в нейлоновых гольфах. Та улыбалась своей плоской улыбкой Татьяне Дмитриевне и буравила накрашенными глазищами.
— Шлюха... — она медленно натянула штаны, встала, одернула рубашку.
— Надо прибрать, пока Денис не приехал» — между ног у нее вновь сладко защемило.
— Твоя мать сегодня странная — заметил Витька закрывая дверь старой машины. «Жигули» чихнул и завелся.
— Знаю, наверное клею нанюхалась-пошутил Дэн.
Он тоже заметил это, но не хотел обсуждать. Его смуглое лицо насупилось.
«Похоже этот камень начинает действовать, когда его потрогаешь. И потом изменяет мысли окружающих мамок — усмехнулся своим мыслям Витька.
«Надо бы его в фольгу завернуть, вдруг он какие волны излучает. Если так, то это должно помочь»
Витька доел тарелку борща, облизнул ложку. Раздался звук открываемого замка, в квартиру кто-то зашёл. Он выглянул из кухни, так и есть, вернулась мать.
— Ты чего так рано? — он недоуменно встал перед ней.
— А ты и мать родную видеть не хочешь? — она снимала с ног лабутены. Мелированные волосы непослушно выпали из-за уха. Она привычным движением убрала прядь обратно. Высокие каблуки со стуком упали на пол.
— Как же ноги устали, так намного легче — выдохнула она став на десять сантиметров ниже. Ее полная, женственная фигура выгодно подчеркивалась синим костюмом. В расстегнутом пиджаке из-под белой блузки выпирала, двумя футбольными мячами, большая грудь.
— Свет отключили и все пошли домой, здорово да? — она щебетала ещё что-то, деловито расхаживая по квартире, а Витька подумал:
«Какой же я негодяй, раз снова готов ее использовать против воли найденным камешком.»
Зашуршала фольга и красное свечение вырвалось наружу.
— Мама! — окликнул Нину ее сын.
Она обернулась, он стоял так близко и его руки медленно легли на грудь и сжали большие шары. Ладони погрузились в мягкую, податливую плоть.
— У тебя красивая рубашка, мама — его пальцы поднялись выше, к ее горлу, и начали неумело расстёгивать пуговицы.
Нина глупо улыбалась, смотрела через очки, склонив голову, как Витька постепенно открывает ее бледную, покрытую рыжими веснушками грудную клетку.
— Это блузка, сынок — только и смогла она выдавить из себя кротким, мягким голосом.
«Боже, я как влюбленная школьница. Ради всего святого, пусть он остановится. Я не в силах это сделать. Бедный Женя, как же ему в глаза теперь смотреть.»
Края блузки расходились все дальше. Показался золотой крестик и ниже глубокая щель между сжатыми, тяжёлыми грудями. Витька видел ручейки голубых венок на бледных, в растяжках, шарах. Переполненный ими лифчик, еле сдерживал натиск маминого тела. Титьки матери Дэна по сравнению с ними казались жалкими прыщами.
— Какие у тебя жирные, молочные сиськи — он взял одну из грудей, крепко сжал и вытянул наружу из теплой зашиты лифа. За ней вырвал вторую и они повисли перед ним. Выпластанные, обвисшие дойки его матери.
Он начал жадно их лизать, целовать большие, с блюдце, соски. Втягивать в рот их коричневую нежную мякоть. Нина запрокинула назад голову и охала:
Как хорошо, ах, как хорошо! Но... Сынок, не надо! Я не твоя девушка! Ах! Мммм, соси сиськи мамочки! Не слушай меня, как хорошо!
Камень усиливал все ощущения зрелой блондинки. Ее нервы искрились от потока тактильных ощущений.
Она решила, что в детстве он уже брал ее грудь и так же сильно кусал соски, когда она его кормила.
«Пусть сосёт, раз хочет. Я возьму ему молока. Какой неистовый мой Витечка... « Внизу же все у нее текло и капало.
Витька провел языком по шее матери, обсосал подбородок и поймал раскрытые губы.
Глаза Нины вылезли из орбит, она почувствовала во рту язык сына.познать прелести Нины.
Он взял плотный край юбки и дёрнул его вверх. Открылись ягодицы, затянутые в прозрачные, черные колготки. Он звонко шлёпнул мать и они заколыхались.
— Ай!
Витька сел перед ними на колени и потянул нейлон в стороны.
— Сынок, что ты делаешь? — простонала Нина, ее пальцы гладили соски — пососи лучше мамину грудь.
Раздался треск и колготки лопнули. Витьку теперь не сдерживал нейлон, как утром, когда отец чуть его не поймал за тисканьем собственной жены. Пальцы залезли в прореху, сдвинули белые трусики в сторону и мать закатила глаза с длинным стоном. Никогда ее влагалище не было такой острой эрогенной зоной. Раздалось неприличное громкое чавканье.
— Ты же вся промокла, мама. Тебе хочется... трахаться?
Пожалуйста, пожалуйста — вместо упрека раздались слова. И было непонятно, попросила ли она прекратить или продолжать. Пальцы Витьки погружались в ее лоно. Она закусила губу и расставила шире ноги. Крупный зад затрясся, а ноги блондинистой мамки подогнулись. Из ее горла вырвался смешной, тонкий крик:
— — Я кончу, я сейчас кончу! Ааааааааааааааа!!!
Она упала на пол и начала там изгибаться, пальцы на ее ногах сжались, а икры напряглись:
— Аааааа!!! В уголках глаз заблестели слезы на ресницах.
Витька перешагнул через мать с вытащенной на обозрение грудью и зашёл в родительскую спальню. Снял со стены белую рамку с изображением и вернулся обратно.
— У меня для тебя тут есть развлечение.
Он положил фотографию на пол и толчком поставил Нину над ней. Она открыла глаза и ахнула.
Пока сын самым бесстыдным образом поставил ее на карачки и рвал сзади колготки ещё больше, что бы добраться до ее намокшей, выпуклой вагины, она уставилась на собственное свадебное фото.
Весёлый Женя стоит рядом с ней, худенькой русой девушкой в красивом, белом платье и сияющие кольца блестят на их пальцах. Могли бы эти счастливые, любящие друг друга, люди тогда подумать, что спустя годы, она будет стоять на коленях в коридоре их домашнего гнезда и нарушать все супружеские клятвы, данные в тот солнечный день.
— Прости меня, прости Женечка... ооооооооооооооо...
Крупные слезы текли из мокрых глаз по щекам Нины, скатывались с кончика носа и падали на фоторамку. Половые губы разошлись в стороны от приставленной к ним головке напряжённого члена. Витька качнул бедрами и погрузился с чавкающим звуком в горячее лоно. Он впервые брал женщину, если не учитывать, как он тискал пьяную одноклассницу Дашку Фокину на выпускном.
Внутри хлюпнула мамина течка, тугие стенки влагалища плотно обхватили член, всасывали его внутрь.
— Какая ты узкая... — пропыхтел Витька, потянул ствол обратно, он вышел влажный, пахнущий терпким соком матери и вновь влетел в мягкие внутренности. Груди отвисли и теперь качались в ритме толчков между рук матери, едва не задевая пола. Иногда они ударялись друг о друга, издавая при этом глухие шлепки.
Витька поймал пальцами крепкие, сморщенные соски и стал тянуть их на себя, каждый раз, как вгонял в мать свою колбасу.
Она дрожала и крутила задом, что бы член достигал самых потаённых мест ее чрева. Член влетал и вылетал в распахнутый срамной пирожок примерной, до этого дня, мамочки и гнусно чавкал под оттопыренной, огромной задницей. Юбка начала сползать вниз и тут Витька ущипнул со всей силы соски и бросил их. Схватил мать за бедра и начал быстро, часто вбивать в нее пульсирующий член. Сперма вылетела, как пушечное ядро, ударила в стенки влагалища и Нина громко застонала. Из уголка открытого рта потекла слюна. Свет померк, она потеряла сознание от нахлынувшего оргазма.
Разбудил ее звонок в дверь и громкий голос мужа:
— Кто ключи забыл в двери, открывайте! Хозяина впустите! — басил он на всю лестничную площадку.
Витька испуганно засуетился, заметался не зная, что делать. Наступил на рамку, с громким хрустом стекло треснуло.
— Прячься под кровать в родительской спальне! — Нина с трудом встала на ноги, одернула на пухлые бёдра юбку. Скрыла синим подолом нещадно изодранные сыном колготки в потеках их жидкостей. Когда она заправила вываленную грудь обратно в бюстгальтер и застегивала блузку, Витька уже схоронился, дрожа под кроватью.
Побрызгав на месте измены освежителем, Нина убрала рамку за комод и пошла открывать дверь.
— Ну и долго ты шла мать! — раздалось в коридоре, затем последовал характерный звук, мама поцеловала отца в небритую щеку. Он хотел отрастить бороду и не прикасался к бритве уже несколько дней. Витька превратился в одно большое ухо. Он заполз на локтях подальше в темноту. Ему стало страшно, что сейчас маме вскроется.
— Я немного задремала, как с работы пришла, так и упала. Трудный день, любимый. — немного дрожащим голосом врала Нина, поправила мелированные волосы и краснея.
— А где чемпион? — Женя поглаживал спину жены, чувствовал лямки лифчика, и ему хотелось большего.
— Он у Дениса, но скоро придёт — промурлыкала бархатным, низким тоном Нина.
— Значит мы можем сейчас заняться репетицией по созданию ему братика-ответил муж и его рука полезла под подол деловой юбки Нины.
— У меня есть идея получше — несмотря на рубеновские формы, ловко повернулась она к нему и игриво

Давно мечтал…

Юля — тайные желания

Ах, Куба!