одновременно с этим скользнув ладонью по пояснице лежащего на боку парня, словно желая его таким образом притянуть, прижать к себе...
Любовь бушевала в словах Димки, и страсть полыхала в его движениях. - Какой ты дурак... Расик... какой ты дурак! - Димка произнёс, проговорил-выдохнул слово "дурак" с такой рвущейся изнутри нежностью, что слово это, грубое само по себе, прозвучало у Димки почти как невольное признание в любви. - Мы парни, и я любого... любого сотру в порошок, кто только захочет... кто только подумает тебя обидеть!"Девчонка"... при чём здесь девчонка, Расик?! Мы парни... мы парни, и мы друзья... мы друзья с тобой, Расик! Разве нам сейчас плохо?

"Мы друзья с тобой, Расик!" - полыхнули Димкины слова - слова Д и м ы - в сознании Расима, и Расим почувствовал, как старшеклассник Д и м а, плотно прижавшись к нему всем телом, страстно вдавил свой твёрдо выпирающий возбуждённый член в член его, такой же твёрдый и возбуждённый... члены у них у обоих стояли... стояли несгибаемо - как каменные!
Друзья... "но разве друзья так делают" - в смятении подумал Расим, не зная, как ему реагировать на столь неожиданный поворот в их отношениях... жаркий напор Димкиных слов, жар его страстью пылающего горячего тела невольно передались Расиму, и Расим почувствовал, как по телу его сладостным возбуждением прокатилась волна удовольствия... "разве нам сейчас плохо?" - догнали Расима Димкины слова... "а разве так можно - разве это не стыдно, не позорно?" - подумал Расим, вопреки возникшим в голове словам ощущая стремительно нарастающее во всём теле чувство сладостного, необъяснимого удовольствия... ему вдруг вспомнилось, что в той школе, когда он учился, был т о ж е случай - п о х о ж и й случай: двое парней-старшеклассников на протяжении полугода регулярно насиловали - трахали - пацана из седьмого класса...
Ну, то есть, в неделю по два-три раза, а то и чаще, после уроков они уводили его к себе домой и, пока родители были на работе, делали с ним всё то, что делают парни в постели с девчонкой, - сам Расик учился тогда в пятом классе, и потому подробности той истории, наделавшей много шума в школе, он, естественно, позабыл... говорили, кажется, что никто того пацана не насиловал, не принуждал это делать - что пацан-семиклассник сам ходил к старшеклассникам домой, потому что ему это всё вроде как нравилось самому, и он сам... он сам всего этого хотел - всё делал совершенно добровольно...
Но вот что Расим, ощущающий нарастающую сладость во всём теле от соприкосновения с телом Д и м ы, теперь вспомнил совершенно отчетливо, так это то, что парней за т а к о е потом судили: когда история эта всплыла наружу, был суд, на котором парням-старшеклассникам дали по несколько лет тюремного заключения... а пацан-семиклассник потом из их школы исчез - никто не хотел с ним общаться, все улюлюкали, смеялись ему вслед, и его через какое-то время родители перевели в другую школу... и ещё говорили, что к тому пацану из седьмого класса через какое-то время стали настойчиво приставать другие пацаны - чтобы делать с ним точно такое же...

-Дима, не надо... не надо так делать! - Расим, отстраняясь, отодвигаясь от Димки к стенке, одновременно с этим упёрся рукой Димке в грудь, энергично отталкивая его от себя. - Пусти меня... пусти!

- Почему?! Расик... - Димка попытался преодолеть сопротивление Расима - попытался удержать тело Расима прижатым к телу своему, но тут же почувствовал, как Расим молча удвоил, утроил свои усилия, чтоб его, Димку, от себя оттолкнуть, и... подчиняясь воле Расима, Димка подал своё тело к краю постели - от Расика в сторону, прочь...

Какое-то время они, оба возбуждённые, оба знающие о возбуждении друг друга, но снова лежащие на расстоянии друг от друга, молчали, - они опять лежали на расстоянии друг от друга, но теперь это было совсем иное расстояние, нежели то, которое их разделяло, когда Димка только очутился в постели Расима: каждый из них, лежащих на разных краях кровати, по-своему осознавал, осмысливал только что произошедшее... Димка думал о том, что, наверное, всё - всё-всё! - он сделал не так, как это было нужно; нужно было не торопиться, нужно было, скрывая свои чувства, потерпеть ещё какое-то время, несколько дней или даже неделю - пусть даже неделю!
- Чтоб Расим проникся к нему ещё большим доверием, чтоб Расим стал близким-близким другом, и только потом предпринимать какие-то шаги, ведущие к подлинному сближению... "я поторопился... " - с отчаянием думал Димка, кусая губы... "я даже не удосужился поинтересоваться у Расика, как вообще от относится к такой любви" - запоздало корил, клял себя Димка, готовый от чувства захлестнувшего его отчаяния провалиться сквозь землю... от безысходности, от ощущения непоправимости совершенного у него, у Димки, готовы были навернуться на глаза слёзы, - он был совсем не сильный, этот взрослый Димка, шестнадцатилетний десятиклассник, фантазёр и мечтатель... и потом: если б он, возжелавший секса с парнем, не был бы в парня - в Расика, то есть - по уши влюблён!
Без любви - той трепетной, нежной, томящей душу любви, что испытывал Димка к Расиму - всё было бы неизмеримо проще: он бы, не обломавшись, не придавая такого сакрального значения первому отказу, без труда, без всякой рефлексии предпринял бы ещё попытку: движимый жаждой секса, он подмял бы возбуждённого Расика под себя, стал бы его уговаривать, стал бы его убеждать, предлагая попробовать, и... нет, наверное, такого пацана, который в нормальных условиях смог бы наотрез отказаться от подобного предложения...
Всё это было бы и возможно, и вполне осуществимо, если б он, Димка, не был бы в Расима влюблён, - как ни странно, но именно любовь делала Димку в той ситуации, в какой он оказался, совершенно беспомощным... он не секса хотел, точнее, не только секса - он Расима любил, и хотел он перво-наперво понимания... он, Димка, хотел любви! Он лежал в полуметре от Расима, от любимого Расика, и - страсть, растерянность, нежность, обида разрывали влюблённое Димкино сердце... любовь, неистребимая любовь пылала в юной душе влюблённого Димки!

Как я попробовал в попку

Как я совратил свою сестру

Племянничек