ошибка... — Ты разрушил... А что ты там вообще разрушил? Будто еще было, что сохранять. Ты разрушил одинокое спанье на диване, еженедельные поездки на дачу, унылые беседы о том, что приготовить на обед, какие обои купить в коридор. Вот что ты разрушил, больше там ничего и не было. А теперь меня хочешь разрушить. Думаешь, я останусь нежным цветочком, смогу продолжать писать свои стихи, разбирать концерты, если мне придется обслуживать твои бытовые нужды и плодить тебе детей? В кого ты хочешь меня превратить — в подобие твоей жены, ой, прости, бывшей жены — неинтересную, ограниченную тетку, серую мышь, воняющую кухней, помешанную на закатывании огурцов и детском питании? Я не такая. И не буду такой. Эгоист.
Ее несло. Чем больше она говорила, тем сильнее нарастало в ней негодование. И если бы Дима не прервал ее, она бы еще много чего ему сказала «приятного».
— А я и не знал, что ты можешь быть такой сукой. — Дима чувствовал, будто она мечет в него отравленные стрелы своими словами. — Стерва.
Он встал, набросил куртку и пошел к выходу. Не хотел позориться перед ней очередными слезами. Соня чувствовала себя ужасно. Хотелось крикнуть ему вслед «Стой!», но почему-то она промолчала, и только смотрела, как он уходит от нее. Навсегда. Вспомнилась порванная Димина рубаха в день их встречи. Это было не случайно, это был знак. Вот, значит, как все закончилось... Воспоминания пронеслись лавиной в ее голове — их интригующее знакомство, тонкая, прекрасная близость, доверие, уважение, дружба, а потом и чуткая нежность, ласка, чувства... Теперь все окончилось. Он ушел, но не в паузу. А совсем.
Билеты были куплены, оставалась неделя до отъезда, и Соня считала секунды до этого момента. Прочь, скорее прочь отсюда. Забыть бы скорее. Как жгло ей душу это приключение! Дима не писал, не звонил ей, и она с горечью понимала — ну любит она его. Что бы там ни думалось ей от обиды, как бы ни подстрекал ее Марат, как бы ни разочаровывал ее сам Дима, но сердце не обманешь. Он жил там, тот самый Дима, с которым она познакомилась, с которым провела столько часов, переписываясь и открывая сокровенные душевные тайны. Этого Диму она любила, Диму из ее снов, Диму, чьи виртуальные поцелуи сводили ее с ума, чьи глаза с фотографии выражали такую нежность. А вот этого, серого банального мужика с тупым твердолобым убеждением о том, что жить и любить можно лишь в браке, под одной крышей, она вовсе не любила. И бежала от него. Ну почему, почему он не хотел ее принять, не хотел сохранить их чувство нежным и прекрасным, хотел осквернить его этой тоскливой бытовухой, от которой у Сони сводило скулы?
Еле дотащив чемодан до вагона, Соня достала сигаретку — вообще, она не курила, но иногда, чтобы прочувствовать особый драматизм происходящего, можно было и сделать пару затяжек тоненьких с ментолом. Поезд стоял долго, можно было не торопиться. Настроение у нее было отупевшее, не верилось, что настала пора уезжать, что все закончилось, не оставив в душе ничего, кроме боли и опустошения. Так она думала, пока курила, изо всех сил стараясь не плакать, чтобы тушь не растеклась. Она ждала. Ждала его. Хоть Дима и не писал ей сам, он все же читал ее сообщения, которые она пачками отсылала ему в надежде достучаться, объясниться. Накануне она сообщила, на каком поезде и во сколько уезжает. Она надеялась, что он придет ее проводить, или... остановить. Сейчас был тот самый миг, Соня решила для себя — если он придет, если скажет «Стой», она... она останется. Но он не пришел... единственный шанс был утрачен безвозвратно. Хрупкие иллюзии, порожденные в виртуальности, разлетелись вдрызг о жестокую реальность, оставив в двух сердцах кровоточащие раны. Раны, которые, увы, были настоящими.
Конец.
Р. S.
Не заливай абсентом пустоту,
Прости судьбу, что вхолостую била.
Себе прости, что полюбил не ту,
И мне прости, как я тебе простила.
Прости, прости, прости

Сноха и свекр

Гроза, изменившая жизнь навсегда

Одна секс-бомба на двоих…