эмоции, всецело отдавшись происходящему на сцене. Когда Елена не была занята в мизансценах спектакля, Александр нервно тряс коленом, украдкой оглядываясь по сторонам: ему было откровенно скучно, так как он не следил за перипетиями сюжета, который развивались на сцене: его интересовала только она.
Наконец спектакль подошел к концу, и все артисты, которые были заняты на сцене, вышли на поклон. В зале дали общий свет, и зрители приветствовали игру лицедеев бурными аплодисментами: иногда раздавались крики «Браво!». По рядам понесли первые букеты цветов и Александр, наконец, опомнился: он никак не мог оторвать взгляд от Лены, стоящей посередине сцены.
Вот артисты отпустили ее одну на очередной поклон, и она приблизилась к краю рампы — буквально в двух метрах от Александра. Она заметила его, судорожно сжимающего несчастный букет, и ободряюще улыбнулась. Александр, как зомбированный двинулся ей навстречу, следуя за ее взглядом как по световому лучу. «Ты идешь, как дуболом», мысленно сказал он сам себе, вспомнив неуклюжих деревянных солдат Урфина Джюса. Наконец он справился с волнением и протянул ей букет.
Лена приняла его, и чуть наклонилась к Александру.зале до тех пор, пока очередная старая сова в униформе своим клекотом не погнала его на выход. Он оделся, и вышел в морозный город. Было темно и тоскливо. Бредя в каком-то забытьи вдоль стены здания, он дошел до служебного входа театра. Вдруг двери распахнулись, и на улицу высыпала стайка женщин разного возраста. Среди них Александр сразу же узнал Лену, хотя она была в обычной, а не сценической одежде — в темном пальто и берете. Ее волосы были убраны назад и перехвачены черной бархатной лентой. Она тоже узнала его, и, что-то сказав своим коллегам, приблизилась к нему.
— Вы? — только и смог произнести Александр, не веря своим глазам.
— А, мой восторженный поклонник! — сказала она и протянула ему руку, которую он осторожно пожал, — меня зовут Лена, — добавила она.
— Александр, — ответил он, и ему почему-то стало неловко за свое имя: был бы он какой-нибудь Вольдемар...
— Я прочитала Вашу записку, — просто сказала она, и добавила, — Вы ошибаетесь, я не такая, как Вы себе вообразили, — ее глаза лучились спокойствием и теплом.
— Вы... Вы... Просто не земная! — выпалил, наконец, Александр, и ему самому стало противно от своих выспренних слов.
— Ну что Вы, я очень земная! — Лена расхохоталась, — хоть моя душа и принадлежит Богу, но тело, все-таки — дьяволу, — лукаво добавила она.
Александр молчал, боясь ляпнуть лишнее или сморозить какую-нибудь глупость. Пауза затягивалась, и он почувствовал себя совсем мерзко.
— Хотите я познакомлю Вас с миром театра? — вдруг спросила она. Искорки смеха все еще мерцали в ее темных глазах, и Вы сами убедитесь, что...
— Да, — перебил ее Александр, и покраснел.
«Да что ж я, как баба-то, в самом деле!», подумал он и выдавил из себя робкую улыбку.
— Вот и отлично! — Лена едва уловимым движением бросила взгляд на часы, — приходите завтра сюда же, к служебному входу, после окончания спектакля. Я Вас встречу!
— А во сколько окончание? — спросил Александр, не веря своим ушам.
— В 23. 00 часа, — улыбаясь, сказала Лена, и прикоснулась к его руке, — не опаздывайте, я Вас буду ждать, — и повернулась, чтобы догнать своих подруг, которые уже успели скрыться в снежной пелене.
— Может, Вас подвезти? — очнулся Александр, вспомнив, наконец, что он мужик и галантный кавалер, а не какая-то размазня.
— Нет, спасибо, Саша, мне тут недалеко, — ответила она, обернувшись, — до завтра!
— До завтра, — эхом отозвался Александр, проследив за ней взглядом. Потом побежал к машине, подпрыгивая по дороге, и рискуя свернуть себе шею на гололеде.
Этой ночью он почти не спал. Он прокрутил в голове все возможные варианты их будущей встречи, но о том, что произошло на самом деле, он не смел и мечтать. Лишь под утро он забылся тревожным сном, и ему приснился розовый кактус.
...
Следующим вечером, ровно в 23. 00 часа, Александр появился при полном параде (рубашка без галстука и брюки с подтяжками) перед служебным входом драматического театра. В руке он сжимал неизменный букет — правда, значительно скромнее, чем был последний, начинённый взрывоопасной запиской, которая сработала в нужном месте и в нужное время.
Прождав пятнадцать минут, и отморозив себе букет, Александр осторожно постучал в дверь и вошел внутрь. За, видавшим виды столом, сидел ветхий гном в пуленепробиваемых очках. Он разгадывал разгаданный сканворд.
— Закрыто, — коротко сказал он, посмотрев на вошедшего через толстенные стекла треснувших линз.
— Я к Елене... *, — сказал Александр, предчувствуя недоброе.
— Как Вас представить? — спросил домовой: судя по количеству седых волос, торчавших у него из ушей, его в этой жизни уже ничего не удивляло.
— Александр, — представился он.
Старичок набрал номер на дисковом (!) телефоне, и торжественно возвестил в трубку:
— Елена... *, к Вам пожаловал Александр! — видимо раньше он служил камергером, не меньше.
Трубка что-то коротко ответила, и церемониймейстер входных дверей в отставке коротко бросил Александру:
— Ждать велено.
Через несколько минут в вестибюль вбежала Лена, подмигнула Александру, и строго сказала мудрецу, сидящему со сканвордом наперевес:
— Эрменингельд Христофорович, это э-э-э... Евгений Павлович, из Петербурга, мы должны пройти с ним одну чертовски непростую роль... Извольте пропустить!
— Чего ж не пропустить, — Христофор даже приосанился, — знамо дело, трудная роль, — проходите, чего уж там, — добавил он, скептически провожая взглядом заиндевелый букет в руках обалдевшего Александра, — прямо с реквизитом к нам пожаловал: видать, большой артист!
Лена схватила Александра за руку, и, смеясь, потащила его по коридору — внутрь храма Мельпомены. Вскоре они очутились во внутреннем фойе театра, где артисты отдыхают в перерыве между репетициями или выходом на сцену. Лена остановилась, и прижала Александра к стене.
— Прости, что не встретила тебя... Совсем вылетело из головы, — извиняющимся тоном сказала она, и тут же вся подобралась, как для прыжка, — вот скажи: зачем ты пришел на самом деле? — В лоб спросила она.
— Как зачем? — Опешил Александр: он не ожидал такого поворота.
— Так! Зачем ты пришел? — в ее голосе появилось немного грусти и сомнения, словно она не верила тому восторженному восхищению, которое он так пылко демонстрировал на их мимолетных встречах и в записке.
— Я хотел тебя увидеть, — просто ответил он.
— Правда? — Она отошла на несколько шагов по коридору и замерла, стоя спиной к нему.
— Конечно, правда, — подтвердил Александр.
Резко обернувшись, Лена посмотрела на него презрительным взглядом и вдруг приподняла подол своего черного платья, в которое она была облачена.
— Тебе это нравится? Нравятся эти ноги? — она хлопнула себя по бедру, будто демонстрируя отменную ляжку на продажу, — ты за этим сюда пришел?
С раздражением одернув платье, она снова посмотрела ему в глаза, и он смог различить в них гнев и задетое самолюбие.
— Раньше актрис всегда отождествляли со шлюхами, доступными девками, которых выбирали, глядя на них на сцене. Но это время прошло. Ты должен понять, что не будет все так просто, как ты себе, быть может, вообразил.
— Я не считаю тебя доступной, наоборот! Ты же читала мою записку! Просто... Ты очень нравишься мне, — оправдывался он, виновато глядя на свои ботинки, будто и в самом деле был в чем-то грешен перед ней, — но, я ничего плохого...
— Конечно, я прочитала твою записку: смотри, — она перебила его, и достала из-за выреза платья слегка погнутое на краях его трепетное признание, — она теперь со мной будет всегда, — добавила Лена, и демонстративно поцеловала текст внутри открытки: на бумаге остался алеть ее сочный поцелуй, — видишь?! — Томным голосом сказала она.
Потом рассмеялась и уже совсем другим тоном проговорила:
— Какой же ты смешной! Стоишь тут весь такой виноватый, — она подошла к нему и с улыбкой взъерошила его волосы, — ну все, проехали... Ладно?
Не зная, что ей ответить, растерявшись от столь внезапной перемены ее настроения, он кивнул, соглашаясь со всем, что она говорила.
— У меня появилась мысль! Пойдем со мной, — сказала она, и решительным шагом двинулась в полутьму помещения...
Лена взяла его за руку, и потащила по коридору за собой. Совершенно неожиданно коридор превратился в широкое, довольно темное пространство, с множеством каких-то вертикально натянутых тонких канатов. Сделав еще несколько шагов, Александр понял, что они оказались на сцене. Его взгляду открылся утопающий в полутьме тускло освещенный зал, рядами опустевших кресел напоминающий о том, что они здесь совсем одни. Лена повернулась к нему и сказала:
— У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Спускайся и садись в зале.
— Зачем? — спросил он.
Горестно выдохнув и вздернув брови, она пояснила:
— Я хочу, чтоб ты был моим единственным зрителем сейчас... Только ты. — Здорово! — Он обрадовался, ощущая исключительную важность такого предложения. Быть единственным, для кого она выйдет на сцену! Разве он мог отказаться?
Александр спустился в зал, и сел в то самое кресло, в котором он впервые увидел ее на сцене: в первом ряду в центре зала. Лена терпеливо ждала, когда он займет свое место. Она на миг задумалась, словно не зная, чему отдать предпочтение, чем же удивить его, какое впечатление ему подарить. Но вот слова пришли сами собой, и сорвались с ее губ.
Это был Цветаевский монолог Сонечки, «Как я люблю любить... «. Она читала, она играла, перед своим единственным зрителем. Он смотрел на нее заворожено, будто околдованный этой мистической обстановкой: полутемным пустым залом, пугающими всполохами призрачных теней, мечущихся по стенам, а на сцене живая, настоящая Богиня! Земное воплощение смутных и неясных фантазий, прекрасная и недоступная, но такая манящая в своей ускользающей красоте.
Александр плохо понимал смысл произносимых ею слов, но купался в мягких и упругих волнах ее профессионально поставленного голоса, наслаждаясь

Слаще рта сестры, только ее попка

Как жена стала шлюхой

Встреча с супружеской парой