Коралловый халат Юлии. Часть 2: В волшебном зеркале - читать порно рассказ онлайн бесплатно

МОЕЙ ЖЕНЕ ЮЛЕ С БЕЗГРАНИЧНОЙ НЕЖНОСТЬЮ *** Весь день лил дождь.
Он слетал миллиардами крошечных парашютистов с тёмного, заволоченного серой ватой неба, и падал на пустые улочки. Деревья казались старичками с поникшими усами. Я сидел на очередной «планёрке» в офисе своего отчима, выводя бессмысленные каракули в ежедневнике, мечтая поскорее вырваться из этого здания и вернуться на окраину, где под старенькой «пятиэтажкой» соседки-бабульки любовно ухаживали за клумбами с душистыми петуньями. Я сидел и думал о том, насколько часто в различных книгах попадается фраза «с её появлением всё обрело смысл». Какая безнадёжная и бездарная чушь! С появлением Юли всё утратило свой смысл. Теперь не имело значения ничего, что не было бы с ней связано. Даже то, что мой отчим то и дело прерывал совещание, срываясь на крик:
— Блядь, где ты витаешь?! Мне нужна твоя голова, а не твоё присутствие!
Я молча поднимал на него глаза и не знал, что ответить. Как не знал и того, что ровно через четыре года я со скандалом уйду из этой компании и открою первое собственное частное предприятие. Что через восемь лет мы с Юлей дадим жизнь нашему сыну. Что пятнадцать лет спустя, уже втроём с нашим мальчиком, мы будем бежать по улице с букетов гербер, опаздывая на первую в его жизни школьную «линейку»...
Тогда я всего этого знать не мог. Но этого не могло не быть. Так было предначертано с самого начала, продиктовано свыше, выписано нашей с Юлей верностью друг другу.
Тогда я видел перед собой лишь очертания — контуры людей, мебели, даже собственных рук, рисовавших в планинге геометрическую абракадабру. Во всём этом не было никакого смысла. Смысл начинал проступать лишь тогда, когда я спускался по нереальной лестнице, выходил под выдуманный дождь, садился в контур своей машины, мчался по несуществующим улицам, и приезжал туда, где меня ждала Юля. Преодолевая одним махом все три этажа, я открывал дверь, и заключал свою девочку в объятия. В разные стороны разлетались одежда, бельё, карьерные планы; мой член безошибочно находил вход в родное, горячее влагалище, и контуры окружающего мира вновь наполнялись объёмами. Только в этом и был смысл. Больше ни в чём.
Мы зашторивали окна, на все замки закрывали входную дверь, но в самой квартире везде горел свет — люстры, торшеры, ночные светильники. В этом ослепительном царствии искусственного освещения, мы поклонялись друг другу, как два языческих божества. Не было ничего недоступного или грязного. Всё грязное, запретное, неприемлемое находилось за пределами нашей квартирки. Здесь же властвовала та сила, которая очищает и преображает всё. Наши руки не уставали исследовать друг друга; наши пальцы проникали повсюду, и настолько глубоко, насколько это вообще было возможно. Мы мастурбировали, с нежными улыбками глядя друг на друга. Липкие от собственных соков, проваливались в забытье. Затем просыпались, занимались любовью, а через несколько часов снова мастурбировали. Иногда Юля натирала свой клитор до такой степени, что мне приходилось смазывать её промежность «детским кремом». И даже тогда я не мог избежать эрекции. Плавными круговыми движениями я наносил крем на покрасневшие и разбухшие губки, и зачарованно смотрел, как он впитывается в эти трепетные лепесточки.
— Как же тебе не повезло со мной, а мне с тобой, — Юля лежала с раздвинутыми ногами, а я дул на её маленькую щёлочку, чтобы успокоить жжение.
— Это ещё почему?
— Потому что я — половой инвалид, а ты — законченный онанист.
Моя девочка... Открытая улыбка, задорный румянец, копна непослушных волос.
Недостаточно найти свою половинку в этом огромном, глухом и слепом мире. Это ещё не смысл жизни. Смысл целиком зависит от того, чем мы свою жизнь наполняем. Мы с Юлей наполняли её словами одних и тех же книг, нотами одной и той же музыки, одними и теми же фантазиями, событиями, людьми, предчувствиями, ожиданиями, надеждами.
Термос с горячим чаем и тёплый плед в рюкзаке; свежий батон, чтобы отламывать от него ломти и бросать уткам. Мы часами сидели на берегу озера, наблюдая, как солнце падает за горизонт, и поднимается вечерняя прохлада. В голову лезли все когда-либо прочитанные стихи. Я бормотал что-то из Бродского, Юля в полголоса напевала Арету Франклин. Было мягко. Было нежно.
Ветер дрожал в высоких стеблях камышей, когда я неторопливо расстёгивал её джинсы. На той стороне, вдалеке, мерцала драгоценная россыпь зажженных окон, но я сдвигал в сторону краешек Юлиных трусиков, и мне открывалась подлинная красота. Ювелирные створочки мокрой пещерки расходились, и мой член погружался в созданную лишь для него манящую тёплую вселенную. Единственным нашим зрителем в этот момент был — ... весь мир. Прекрасный, опасный, несчастный, очарованный нами мир. Юлина щёлочка мягко пульсировала; мой твёрдый член скользил в ней медленно-медленно, осторожно выходил наружу, а затем с восторгом врывался на всю длину. Юлины стоны, плеск озёрных рыб в темноте, прикосновения моего лобка к прохладным, покрытым гусиной кожей, ягодицам; шелест ветра в прибрежных зарослях камыша, моё рвущееся хрипом дыхание. Моя девочка разворачивалась, садилась на корточки, обхватывала губами мой член, и он взрывался там сверхновой, наполняя Юлин рот самόй жизнью. Глоток за глотком, моя сперма струилась по её пищеводу, а я гладил мягкие волосы и улыбался царственной луне, поднимавшейся над горизонтом и величественно опускавшей на неподвижную воду свой серебряный перст. ***
День за днём — один и тот же день. Я не знаю, каким числом этот день обозначен. У этого дня нет своего числа. Он стоит отдельным монолитом посреди календарного пространства; бескрайнего для всего существующего, и конечного для каждого из нас. Мы с Юлей до сих пор не празднуем ничего, кроме дня появления на свет нашего ребёнка. Ни дату нашего знакомства, ни годовщину свадьбы...
Какое это может иметь значение?
А тогда, в нашу первую осень, мы открывали друг друга, как древние астрономы открывали первые звёзды и планеты. Сентябрьские дожди омывали дряхлый город, шелестя за окнами мокрыми газетами. За одной стеной ругались соседи; за другой лаяла собака. А в нашем двухкомнатном святилище языческие божества втирали в свои тела ароматические масла. Я стоял на четвереньках, дрожа от предвкушения изнурительного, сладостного ритуала. Юля выливала в ладошку немного масла, и руки её скользили по моему телу, подобно искусным каллиграфам. Напевая нежным голосом свою любимую Этту Джеймс, она пальчиками рисовала на моих ягодицах таинственные иероглифы. Затем ладошки соскальзывали в ложбинку, наносили ажурные мазки на яички, поднимались по каменной плоти члена, сжимались на нём, и начинали истязать моё вздыбленное естество. Всякая связь с реальностью в этот момент обрывалась. Тёплые пальцы следовали по скользкому стволу друг за другом. Вверх-вниз. Они кружили на головке, танцевали на ней, спускались по уздечке к самым яичкам, и снова начинали своё восхождение к вершине. А потом, когда низ моего живота напрягался и в глазах темнело, пальчики резко отстранялись, заставляя меня содрогаться в конвульсиях самого сладкого беспомощного мучения.
— Шшшшш, подожди... Нет, не сейчас...
Она склонялась над моим выпяченным задом, покрывала его медленными и горячими поцелуями, вылизывала дырочку ануса, а затем ладони вновь смыкались на моём огнедышащем идоле. И снова она прерывала эту пытку перед самым концом света.
— Шшшшш, нет, миленький, подожди...
Сердце перемещалось по всему моему организму с немыслимой скоростью, пульсируя отовсюду. Юлины ладошки накрывали мою мошонку, мяли её, сжимали до боли, скользили нежными беличьими кистями, скребли кончиками ногтей.
— Какой ты твёрдый, мой мальчик...
И член, налитый пульсирующим страданием,начинал дёргаться, и на поверхность вырывалась обжигающая лава. Юля прижималась губами к моему мокрому от пота лицу и шептала: — Ты мой хороший... Ты мой родной... Ты мой мальчик... Боже, как ты кончаешь...
*** День. Наш с Юлей бесконечный день. Как тот, когда мы на плёночный фотоаппарат делали свои первые интимные фотографии. Юля в чулках и в кружевных трусиках с прорезью на промежности. Юля в пеньюаре из чёрного тюля с завязками. Юля вводит в свою влажную дырочку недавно купленный 20-сантиметровый вибратор; и тут же — анальная пробочка, декорированная кристаллом, сверкающая между её ягодиц... Крупные планы. Мы отнесли плёнки в обычное фотоателье, а потом ещё долго со смехом вспоминали марсианское выражение лица работника, протягивавшего нам конверт с готовыми снимками.
Тот бесконечный день, когда шел дождь. Когда каждый день шел дождь. Переливаясь из одного рассвета в другой, летели угрюмые сентябрьские ливни. Я просыпался, и ещё некоторое время смотрел, как спит моя девочка. Слушал её спокойное, ровное дыхание. Это было моей утренней молитвой. С неё начинался день.
— Зачем ты утром мастурбируешь в ванной? Ласкай себя в постели, я потом всё выстираю. Тебе же лёжа удобнее? Тем более что я рядышком.
И если Юля просыпалась вместе со мной, мы ласкали друг друга. Или каждый ласкал себя. Или мы занимались любовью, абсолютно не беспокоясь на счёт того, что никто ещё не был в душе и не почистил зубы. Разве это имело какое-либо значение? Это до сих пор не имеет никакого значения.
И под теми сентябрьскими дождями, с зонтами и без, мы плавали по унылому городу, словно две маленькие лодки, потерявшиеся в бескрайнем океане. Сначала с простудой слёг я, а после и Юля подхватила воспаление лёгких. Я возвращался с работы и заставал её растрёпанной, с припухшими глазами, в моём тёплом старом растянутом свитере.
— Быстренько на живот!
Моя пациентка надувала губки, но послушно переворачивалась и спускала трусики, крепко зажмуривая глаза. Я колол антибиотики, а потом ещё долго кружил поцелуями на месте укола.
— Много у меня синяков на попе, да?... Я очень страшная?... Ну вот, ещё и месячные, просто чудесно...
— Сейчас принесу.
Я шел в ванную комнату и возвращался в спальню с упаковкой прокладок. Раскрывал её, доставал одну, распечатывал:
— Юль, а давай я пока сам будут менять их тебе?