искр.
Голая Эль с белозубой улыбкой и белками глаз, прозрачных, как местная соль, внушала трепет, похоть и интерес, смешанный с ужасом. За ней толпами ходили новички, и она почти никогда не оставалась одна. Все постоянно хотели видеть ее, удивляться и ужасаться ее черному телу, обсматривать до дыр ее соски и гениталии, говорить с ней и гордиться смехом, которым она встречала почти все шутки. Самые храбрые и завистливые тоже раздевались — кто до трусов, а кто и полностью. Но рядом с Эль молочные интимности горожанок выглядели кричаще стыдно, и горожанки либо прикрывались, либо замазывали свои вагины грязью, как она.
***
Конечно, ее ебли все подряд. Иначе просто и не могло быть.
В первые дни на озере Эль, немея от жути, позволила парням облапать себя сверху донизу, и потом говорила Косте:
— Я знаю, я понимаю, что это ужасно, ни в какие ворота и так далее... Все это мои грязные фантазии, и... Блядь! Если бы я могла жить — я бы променяла все на свете на нас с тобой. Но...
— Конечно, — говорил Костя. — Я понимаю. Делай, как хочешь. Я буду с тобой.
Он был уверен, что решил правильно. И благодарная Эль отдала свое тело лагерю. Она нырнула в разврат, как в чернильную грязь Эльтона, и упивалась его ужасом и остротой. Когда ее в первый раз выебли прямо перед палатками, вываляв незагорелое еще тело в бронзовой пыли, Эль потом долго лежала в ней, глядя в небо. Потом нырнула в грязь, чтобы никто не видел ее пунцовых щек, и прибежала к Косте:
— Такое странное, двойственное чувство, когда совершенно незнакомые люди тебя... Я, кажется, поняла, каково по-настоящему быть зверюгой. Я какая зверюга, а, Кость?
— Пантера. Черная пантера, — говорил Костя и месил грязь в просмоленных волосах Эль. Они росли у нее быстро, как бурьян.
Эль еблась не просто так, а с азартом и с похотью кошки, текущей в последний раз. Ее часто ласкали и сношали сразу двое-трое девушек и парней. Особенно она любила трахаться в грязи. Ее жадное тело обожало, когда несколько пар рук месили его в черном месиве, втирая грязь глубоко в поры. Эти оргии чертей в грязевом аду смотрелись кошмарно, как репортаж из преисподней, и втягивали все больше и больше народу. Две недели спустя в лагере не осталось ни одного человека, не переспавшего с Эль в грязи. Лагерные девушки ревновали, плакали, ненавидели Эль — и все равно оказывались у нее в объятиях, не выдержав искушения. Все больше и больше девушек, облепленных грязью, возвращались из черного логова Эль, и потом кисли вместе с ней в розовой пене озера.
Эль разрешала делать с собой все, кроме поцелуев. Лицо ее было неприкосновенно. Целовать ее мог только Костя и самые страстные из девушек, которые просто не могли не слюнявить партнера с ног до головы.
Все свои впечатления Эль изливала Косте, и тот знал все сексуальные тайны лагеря. Сам он никогда не участвовал в групповых оргиях. По ночам из их палатки доносились душераздирающие вопли, и парни завистливо кряхтели, лаская своих подруг.
***
Подступила осень. Лагерь почти опустел: все его население составляли Эль с Костей, двое парней-старожилов и новенькая парочка, приехавшая к концу августа.
Их звали Саня и Ванесса. Ванесса была вкусной шатенкой, пухлой и наивной до смехоты. Она так стеснялась голой Эль, что та умерила свои аппетиты и ходила трахаться с парнями подальше, к повороту берега, чтобы не шокировать Ванессу. Но воспитание шло быстро, и на пятый день Ванесса визжала в объятиях Эль, покрытая тремя слоями грязи. Саня смирился, понимая, что иначе нельзя.
За считанные дни Ванесса преобразилась. Она ходила голышом, как Эль, хоть и сгорала на солнце, и зябла от вечерних ветров — первых смотровых осени. Она выбрила себе голову, а из своих чудесных волос сделала оберег, повесив его на палатку. Лысая и щекастая, как карапуз, Ванесса вставала вместе с солнцем и кружилась в лучах холодного солнца, закрыв глаза. Ей хотелось принести себя в жертву Эльтону, и она исцарапала себе живот и бедра, а царапины натерла грязью. Было очень больно, но зато получилась татуировка, которая не стиралась ни мылом, ни салфетками. Ванесса ходила и спала в грязи, и ее розовое тело быстро почернело, как у Эль.
Однажды та, возвращаясь с парнями, встретила Ванессу с Костей. Они держались за руки.
Улыбнувшись друг другу, Эль и Костя разошлись — каждый своей дорогой, — но порыв ледяного ветра заставил голую Ванессу взвыть и обхватиться руками. Укрыться было негде, и пришлось прятаться в палатках. Ветер пах полынью, пропитывая тело до костей.
В другой раз Эль видела их на берегу. Костя и Ванесса отмокали от грязи, качаясь голышом на слабых волнах, разогнанных ветром. Была странная погода: пекучее солнце и ледяной ветер существовали сами по себе, отдельно друг от друга. Оба обжигали кожу — каждый по-своему, и каждый одинаково сильно. Эль смотрела на Костю с Ванессой довольно долго, но так и не подошла к ним.
В ту ночь она не ночевала с Костей, а осталась в палатке с парнями. До утра слышались надрывные вопли: ее ебли, судя по всему, со всех сторон сразу. Костя вышел к берегу и уселся, уставившись на розовую кромку рассвета. Вскоре вышла и Ванесса — танцевать свой обычный утренний танец...
Когда Эль с парнями вышли наружу, Костя с Ванессой уже возвращались обратно — за руки, с розовыми губами и гениталиями.
В лагере ничего ни от кого нельзя было скрыть. В тот же день Эль наблюдала, лежа в полыни, как Костя с Ванессой катаются в пыли и молотят друг друга бедрами, вколачивая их в землю. Ванесса виновато кричала, как собака, которой стыдно за то, что ей так хорошо. Она действительно не могла иначе, и это было ясно даже Сане.
Тем не менее он стал собирать вещи. Ванесса ходила, притихшая, и помогала. Костя отсиживался в палатке.
— Вы не видели Эль? — спросил он, когда вышел.
— Нет, — вежливо ответил Саня. — Вроде как шла к озеру, но это было уже давно, часа три назад...
Костя отправился бродить. Его подгонял ветер, такой свирепый, что пришлось вернуться и надеть куртку. Ванесса, изменив своим убеждениям, закуталась во все, что было в лагере.
Они уехали, а Костя все бродил. Вернулся он на закате.
— Эль не приходила? — спросил он у парней, сидевших на берегу.
— Нет. Мы думали, она с тобой.
Костя молча поддал носком клок пены. В закатном свете она стала кроваво-красной.
— И не придет.
— Что?
Костя молчал, играясь с пеной. Полынный ветер гудел так густо, что и говорить, и даже дышать было трудно.
***
До ночи ее искали с фонарями, а потом, на рассвете (никто не спал, конечно) заново в тех же местах — без фонарей. Глаза, мутные от ветра и бессонницы, принимали каждый куст и каждое пятно за Эль, и ветер носил по степи охрипшие голоса. Отдохнув, завели мотор, и пыльный внедорожник дотемна колесил по полыни, пронизывая фарами холодный воздух.
Утром не нашли и Кости. Переполошившись, выскочили на ветер и стали звать его. Костя нашелся на берегу — ходил по кромке, шлепая босиком по пене, красной что на закате, что на рассвете.
— Похоже, она растворилась в ней, как Русалочка, — сказал один из парней.
Это вовсе не прозвучало неуместно. Костя внимательно посмотрел на него и отвернулся.
— Но она же Ариэль, а не просто Русалочка, — возразил другой. — Диснеевская Ариэль нигде не растворилась. И вообще там был хэппи-энд.
Костя вытер ноги и обулся.
Эль искали еще сутки. Позвонили 104, и над степью часа три стрекотал вертолет, похожий на гигантского овода.
Потом, когда овод улетел, собрались и уехали. Летний лагерь на Эльтоне прекратил свое существование.
3.
В городе Костя устраивался на работу, увольнялся и снова устраивался, пытаясь вписаться в жизнь.
Он неотступно, как маньяк, искал Эль — в больницах, в хосписах, в моргах и, конечно же, в сети. Его воззвание разошлось сотнями репостов, и через недельку-другую ему нашли вконтакте какую-то Ариэль Великолепную.
Конечно же, она оказалась совсем другой девушкой. По инерции (не обижать же человека) Костя продолжал с ней общаться. Они переписывались лениво, раз в пару дней или в неделю:
— Приветики! Ну как, нашел свою Эль?
— Нет. Ищу...
— Думаешь, она жива?
— Не знаю.
— Мне тоже хотелось бы, чтобы ты ее нашел. Обязательно скажи, когда найдешь!..
— Ладно.
Костин ум не верил, конечно, что Эль жива, но душа никак не могла это принять. Вечернее лазанье по соцсетям стало ритуалом, без которого Костя не мог уснуть.
Постепенно Эль обволоклась туманом, превратившись из живой девушки в миф, вроде Русалочки. Костя уже и сам с трудом верил в то, что когда-то видел и целовал ее.
С Ариэль Великолепной они незаметно сдружились и были не прочь поболтать о жизни. Она скрытничала, но Костя не приставал с расспросами, зная, что это только раззадорит женский азарт. Как-то раз, узнав, что они живут в одном городе, он все-таки попросил ее о встрече:
— Не обижусь, если откажешь, но буду рад, если согласишься.
К его удивлению, Ариэль Великолепная согласилась.
***
Костя строго запретил себе глупые надежды. «Вот будет умора, если это парень, или если ей за 40», — думал он, подходя к месту встречи. «Даже и не вздумай надеяться, что...»
Но там было именно это. Его ждала живая, настоящая Эль.
Она отрастила волосы ниже плеч, но не узнать ее было невозможно.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — ответил Костя, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Она подошла и осторожно обняла его.
— Ты был прав. Это действительно я.
— Я знал, — сказал Костя.
— Прости меня, ладно?
— И ты меня прости.
— Угу.
Они помолчали, глядя в пол.
— А мне нужна твоя помощь, — сказала Эль.
— Конечно. Все, что угодно.
— Пойдем к тебе, ладно?
— Ну пойдем.
Они пошли к метро, и Эль потащила за собой чемодан на колесах. Костя покосился на него.
— Ты где живешь?
— У одного... ты не знаешь, короче. Но... но я к тебе. Можно, да?
— Конечно, — сказал Костя. — Давай чемодан.
— Спасибо... Я как вернулась с Эльтона... я тогда убежала, когда увидела, что вы с Ванессой... Пошла голышом в степь, случайно встретила попутку, в ней двое мужиков... Уехала... ну, ты понимаешь, что мне пришлось делать... Так

Директор отымел подчиненную во все…

Гроза, изменившая жизнь навсегда

Одна секс-бомба на двоих…