дно железного ведра. Так... надо вынести это на улицу. Кое-как накинув фуфайку, висевшую на гвозде у дверей, и сунув ноги в огромные валенки, шагнула за порог. Её пошатывало, и она шла, придерживаясь рукой за стену. Только сейчас поняла, что болит не только спина, а буквально всё тело, точно её били палками. Самое странное, она вообще не помнила, что с ней случилось. Последним воспоминанием был громадный чёрный волк, бросившийся на её преследователя.
На обратном пути, уже избавившись от ведра, она вдруг поскользнулась, зацепившись валенком, и упала, потеряв от боли сознание.
***
Медленное покачивание убаюкивало... Размеренно, плавно... Щека потиралась о что-то мягкое и чуть колючее. Глаза открывать не хотелось... Но мёрзли ноги. И Маша, превозмогая себя, всё-таки открыла глаза и увидела... Что это? Ткань? Ну, да, взор упирается в вязаную преграду. Тук-тук-тук — доносится гулкий отзвук.
— Наконец-то! — звучит знакомый голос откуда-то сверху. — Ну, и напугали же вы меня!
И Маша вдруг понимает, что её несут. А то тёплое и колючее, к чему прижата её щека, — это свитер на груди Георгия. Гулкий звук — его сердце.
— Стоило уехать на время, как вы улизнуть решили? — он то ли смеётся, то ли говорит серьёзно.
Маша хочет ответить и не может, из её рта вылетает нечто нечленораздельное.
— Молчите! — чёрные брови строго сдвигаются, а губы растягиваются в улыбке.
Вот и пойми его... Настоящий леший. И девушка вновь закрывает глаза, убаюканная его размеренным широким шагом. Он заносит её в избу, вновь опускает на кровать и начинает растирать ступни.
— Не надо! — пытается протестовать Мария.
— Молчите! — вновь строго приказывает он. — Вы же долго пролежали. Меня часа три с лишним не было. А вы, наверняка, сразу вышли, как я уехал. Вон, все ножки оледенели. Валенки-то потеряли...
И он, присев на край кровати, — панцирная сетка прогнулась под тяжестью его тела — бесцеремонно поднимает её ногу к своему лицу, растирает и согревает своим дыханием.
Ступни приятно покалывает, они касаются его бороды, и это вызывает дрожь. Странные чувства охватывают девушку. Она словно одновременно мёрзнет и сгорает от жара. Боль и наслаждение — томительная боль в теле соперничает с тоже томительным наслаждением. И борьба между этими чувствами поглощает её полностью.
Прикосновение ступни к его бороде — удивительно мягкой и совсем не колючей, скорее, напоминающей мох — вызывает тянущие ощущения внизу живота. Хочется зарыться в эти волосы по щиколотку, вжаться в них, впитывая ласковое массирующее тепло. А его дыхание... Он подносит ступню совсем близко к своим губам и дышит, так что его губы едва ли не касаются её пальцев.
— Пожалуйста... — шепчет Мария, — я прошу вас... — на самом деле ей хочется совсем иного: хочется, чтобы он не выпускал из рук её ноги и коснулся их губами.
Но он не отпускает, будто почувствовав желание, разрывающее её. Медленно кончиками пальцев пробегается по взъёму, поднимается почти до колена и, вновь спустившись, начинает осторожно разминать подушечки на её озябших пальчиках.
Внезапно их взгляды соприкасаются, и Марию охватывает странное ощущение. Она уже встречала раньше этот внимательный, пронизывающий взгляд. Видела во сне? Ощущение дежавю полное. Она где-то встречала этого человека. Его взгляд заставляет её трепетать от какого-то томительного ожидания. Внутри что-то сжимается, сердце бьётся чаще, как будто она бежит изо всех сил. Ей становится невыносимо жарко. Она хочет зажмуриться или хотя бы просто не смотреть ему в глаза, но не может. Смотрит, как зачарованная.
— Отпустите меня... пожалуйста... — шепчет Мария пересохшими губами.
У неё подступают слёзы и катятся по щекам.
— Ты боишься меня? — внезапно переходя на «ты», спрашивает Георгий.
Она кивает, закусывая уголок рта, словно боится признаться в этом вслух.
— Не бойся, — он усмехается, — я не съём тебя...
И вдруг проводит кончиком языка по голени. Ах, как сладко! Она тает от этих прикосновений. В прямом смысле, ощутив собственную влагу между ног. Нет! Так нельзя! Так не должно быть! Но её желания сейчас так противоречивы. Разум и тело не в согласии друг с другом. Дыхание сбивается, протяжный стон слетает с её губ, вырываясь против её воли. Руки впиваются в покрывало. Язык Георгия, обжигающий, жадный, словно костёр, движется выше. И вдруг его губы целуют её колени. Выше... выше... Крепкие мозолистые ладони скользят по бёдрам. Потом пальцы как будто случайно задевают её между ног. Мгновенное прикосновение к мокрым трусикам заставляет её выгибаться. Закусив нижнюю губу, пытаясь сдержать стон, рвущийся из груди, она откидывает голову и всё-таки стонет. Жаркий пульсар разрывает её изнутри, заставляя желать большего. Ах, если бы он тронул её там ещё раз!
И да, настойчивые пальцы Георгия чуть сдвигают трусики, проникают между припухшими влажными губками её щели. Потом движутся глубже, заставляя выгибаться. А потом пальцы начинают танцевать в истекающем пространстве, безжалостно массируя её клитор. Мария чувствует, как пытается сжать его пальцы, словно хочет удержать их в себе. Огненный пульсар разрастается в ней и вдруг лопается. Мария взрывается в сокрушаем, всепоглощающем освобождении.
— Зачем? — спрашивает девушка охрипшим голосом, придя в себя и понимая, что трусиков на ней нет.
Он отпускает её ногу, которую всё ещё держал в своих руках, укутывает одеялом и сверху накрывает огромной дохой.
— Лежи, грейся, — улыбка делает его лицо моложе. — Сейчас ты точно заснёшь и согреешься.
Ладонь вновь опускается ей на лоб.
— Хм, жара, вроде, нет. Спи...
— А... мои трусики?... — пытается протестовать она.
Он усмехается и молча подносит кусочек шёлково-кружевной ткани к своему лицу, демонстративно нюхает.
Мария краснеет и сворачивается в уютный клубочек, пряча лицо.
Наконец-то, боль проходит, и желанное расслабляющее тепло разливается по всему телу.
— Я — за дровами, — он опять обнажает в улыбке крупные зубы, поражающие белизной, и уходит.
***
— Тпррр, — ну стой, стой, Мальчик! — старик притормозил лошадь. — Ну, что, что нашло-то на тебя? — спросил он, потрепав коня по морде.
Тот беспокойно прядал ушами, словно прислушивался к чему-то и тревожно всхрапывал. Старик огляделся. В вечернем лесу было тихо. Лучи закатного солнца румянили снег, проникая сквозь деревья, оседая розоватой пылью на снегу. Казалось, густой морозный воздух звенит от тишины. Но эта тишина что-то таила в себе. Какое-то странное предчувствие возникло у старика. Озираясь, он вернулся в сани, осторожно тронул вожжи.
— Давай, давай, Мальчик, — заговорил тихо, нарочито равнодушным тоном, словно уговаривая коня.
И вдруг резко взмахнул поводьями и хлестнул лошадь по крутому чубарому боку. Мальчик дёрнулся, резко поднимая в воздух передние копыта, и рванул вперёд. Раздался душераздирающий вой, и тёмно-рыжая тень взлетела над санями, подминая под себя старика.
Если вам, дорогие мои читатели, интересно продолжение истории, я охотно расскажу, что было дальше. Пожалуйста, комментируйте! История ещё пишется, и я учту ваши пожелания.

Воскресные приключения сельской учительницы

Вечер в маминой спальне

Как я нашел себе «нижнюю»