о чем мне было — боязно, но необходимо. Лежа, как-то утром, под спальником (мы его перестали застегивать, так было — удобнее), после всех утренних утех, я сказал ей, что ТАМ ей, не мешало бы — постричь, поскольку мне — неудобно. Дело в том, что растительность у нее на лобке, в общем-то, очень даже аккуратная и не разросшаяся (темно-русого цвета, как я и предполагал) была сильно испорчена постоянными купаниям и трением о трусики купальника. Получались какие-то космы, торчащие в непредсказуемые стороны.
Я сказал, что мне все время что-то лезет в нос, и вместо того, чтобы ласкать ее, я вынужден держать и приглаживать эти космы. Она сказала: «Ну, и в чем дело? Стриги!» — и откинула спальник. Я взял ножницы и постриг все очень бережно. Она попросила зеркальце, за которым мне пришлось бегать в дядькину палатку (я же еще — не брился), она в него посмотрелась под разными углами, и поцеловала меня в губы: понравилось.
Тут, обняв ее, и легонько проведя пальцем по ее такой еще влажной щелке, я серьезно спросил, глядя ей в глаза: «Его выпьет Грей, когда будет в Раю?» И она так же серьезно ответила, тоже глядя мне в глаза: «Да!».
Мы бесконечно, по-моему, занимались любовью (насколько она была нам доступна из-за ее странных комплексов), например, плавая в море, мы могли просто взглянуть друг на друга, и тут же поплыть к берегу — в палатку. Все было — ясно. Мы могли легко бросить поход по рынку, или в магазин, по тем же самым причинам.
Однажды, после какого-то особенно бурного, с моей стороны натиска на ее щелку, кончив, выпихнув меня вон, и придя в себя, она, неожиданно, стала покрывать мое лицо, шею и грудь, быстрыми-быстрыми, лихорадочными, какими-то, поцелуями. Сказала: «Мне очень нравится, когда ты берешь меня за подбородок». Потом лицо ее как-то особенно засветилось, и она продолжила свое странное целование. Я, в недоумении, спросил: «Что это значит?!», и она, глядя на меня абсолютно ясными и зажегшимися, какими-то глазами, ответила: «Я — люблю тебя!».
Я сказал ей: «Не надо говорить ЭТИХ слов!», она, недоуменно спросила: «Почему?!», и я ответил: «Потом — пожалеешь... «.
... Я уже тогда был Мудрым Японцем и Великим Гуманистом!..
Так мы прожили, где-то с месяц. В полной гармонии и счастье. Потом, дядька — засобирался. То ли, он уже обрюхатил всех достойных девок в Судаке: у него, кстати, везде были знакомые девушки, куда бы мы ни пошли; то ли, просто одолела, вечная его жажда странствий, только, однажды, вечером, он сказал за ужином, что пора бы нам выдвинуться в Новый Свет. И спросил Ассоль: «Ты пойдешь с нами?» Я — замер. Но она ответила, даже не задумавшись: «Конечно, пойду!». У меня отлегло от сердца. С этого момента она стала еще и нашим проводником и немного — гидом.
С утра начались сборы.
Это только в песнях поется: «... были сборы — недолги... « На самом деле, за месяц мы обросли приличным количеством всякого дерьма, которое жалко было бросать. Пока мы все упаковывали, Ассоль сбегала домой и надела какой-то сарафанчик, впрочем, не менее выцветший, чем ее купальник. Ботинок она так и не надела. Зато взяла с собой тряпочную, довольно вместительную сумку, в которую запихала все свое водолазное снаряжение. Дядька, до кучи, подкинул ей еще и нашего барахла (он был — не джентльмен), и мы — тронулись.
От Судака, до Нового Света, ходит обычный рейсовый автобус. Нечасто, конечно. Возит местных жителей с-работы-на-работу и по прочим хозяйственным надобностям.
Вот, только... Новый Свет, в советские времена, был закрытым городом: там был заповедник, и завод шампанских вин, построенный князем Голицыным в 18-Бог-помнит-каком-году (один из двух в Союзе: второй был в Абрау-Дюрсо); что из вышеназванного делало его закрытым, я не знаю — не торпедные, же, заводы, все-таки! Но. На выезде из Судака стоял шлагбаум и хмурые мужики в зеленых фуражках (лесная служба) фильтровали потоки пассажиров. Прорваться через них было — проблематично. К тому же, Новый Свет представляет собою абсолютный транспортный тупик: туда проехать можно, а обратно, в Судак — только той же дорогой.
Ассоль предложила нам военную хитрость: выйти из Судака задолго до автобуса, обойти шлагбаум и хмурых мужиков по горе, а потом, просто тормознуть автобус прямо на шоссе — уже за шлагбаумом.
Что и было исполнено в точности. Автобус остановился, как миленький, при виде голосующих туристов (все-таки тогда люди были душевнее!), и мы, прекрасным образом, приехали в Новый Свет.
В Новом Свете мне понравилось, даже больше, чем в Судаке: городишко был совсем крошечным, народу — немного (из-за закрытого статуса), на пляжах — настоящий песок, а не привозной, как в Судаке. Вот, только жить там было нам тяжело: рынка не было вообще, магазин был один-единственный (в бывшей конюшне графа), на пляже палаток ставить нельзя.
В результате, мы поселились в двух-трех километрах от города на Царском пляже. Совсем одни. Ну, то есть, совершено — одни. Вся черно-песчаная бухта была в нашем распоряжении!
Дядька, понятное дело, — загрустил. Ему нужно было — общество. Хорошеньких девушек, желательно. А тут — пустота! Он попытался ходить в город для своих развлечений, но... то ли городишко был слишком маленьким, то ли ходить было — далековато, но ничего путного из этого не вышло.
Мы же с Ассоль — кайфовали! Пока дядьки не было, можно было шмыгать СОВЕРШЕННО голыми. И плавать — так же. Что мы и делали, естественно. Море было очень хорошим: не испытывая такого человеческого давления, как в Судаке, всякая живность расплодилась в бухте чрезвычайно. Более того, в правой горе бухты, со стороны Нового Света, был сквозной грот: можно было, войдя с одной стороны горы, выйти — с другой. Там жило несметное количество летучих мышей, и со стороны города — крабов.
Нашим усеченным сексом мы занимались постоянно и везде: в воде и под водой, на черном песке довольно большого пляжа, на скалах и на камнях, в палатке, и без нее, и, даже (подумайте, только — какое кощунство!), в гроте, на глазах летучих мышей.
Чудо, а не место! Мы прожили там, примерно, неделю, может — десять дней.
... Но... Всему приходит конец... Дядька, в конце концов, сказал, что ему тут тесно, и надо перемещаться в Морское.
Делать нечего: начальник, есть — начальник. Пришлось возвращаться в Судак.
Интересно, что зленые фуражки и менты, которые не пускали никого в Новый Свет, на обратные потоки пассажиров, совершенно не реагировали. Так что, мы спокойно сели в автобус и доехали до Судака.
В Судаке дядька опять спросил нашу нимфу: «В Морское с нами — поедешь?», на что она, также, не задумываясь, ответила: «Конечно!».
В Судаке мы больше не останавливались, а пообедав в единственном ресторане «Олень» (где у нашего альпиниста тоже оказались знакомые, и нас покормили бесплатно), сели на другой автобус и отправились в Морское.
Морское оказалось малюсенькой, жутко пыльной и плюгавой деревенькой. Хотя, освященная набережная, в духе отца всех народов: бетонные балясины, в виде кеглей, и широченные перила, — присутствовала.
Оно было замечательно только одним: недалеко от поселка стояли высоченные и широченные (10 метров в высоту и метров 15—20 в диаметре) бетонные цистерны, в которых под открытым небом, не один год выстаивалась мадера. Благодаря дядькиным альпинистским навыкам, вино в Морском мы не покупали.
В Морском, в одну из наших последних ночей, Ассоль, гладя меня по груди ладонью (она любила так делать) спросила меня серьезно: «А сколько у тебя было девушек?». Я честно ответил: «Ты третья». Задавать встречный вопрос я, почему-то — не стал.
На четвертый день мы уезжали из Морского. Была уже середина августа, и дядька спешил выполнить программу: что поделаешь — спортсмен.
Еще ночью Ассоль сказала мне, что из Морского ехать дальше не может. «А то настанет улялюй!». Уточнять, что такое «улялюй», я опять же — не стал.
Прощалась мы очень тяжело. Оба — плакали. Дядька, не в силах смотреть на этот кошмар, слинял пить пиво — до самого автобуса: вбежал, буквально, в последний момент. Мы обменялись адресами, заранее написанных на мятых каких-то листочках (подставляете! У нее, таки, был настоящий адрес, где-то в Судаке!), и шедевр советского автопрома нас — разлучил.
... Потом были Рыбачье, Малореченское, Алушта, Чайка, Партенит, Гурзуф, Отрадное, Ялта, Кореиз-Симеиз, Понизовка (что-то, наверняка, — забыл!), и, наконец — Санаторное. Оттуда мы должны были валить на Симферополь, и потом — Москва. Все проскочили галопом по европам: времени у нас было немного.
Из всего перечисленного, понравился только Гурзуф.
Алушта и Ялта вызвали омерзение.
***
... Адрес я, конечно, потерял... Думаю в поезде, где мы перекладывали рюкзаки и распихивали ворованные дыни.
... Я, потом, много раз бывал в Крыму (последний раз в 2007 году; Судак сильно изгадился, а Новый Свет остался в неприкосновенности, практически, кроме домов нескольких нуворишей, часто превышающих своими размерами само имение Голицына), в разных местах бывал и с разными компаниями, но свою Ассоль я больше не встречал...
... Где-то она теперь? Какой Грей выпил ее нектар?
... Скорее всего, конечно, она вышла за славного гопника в кепке и в рейтузах (вроде тех, что я описывал вначале), который отжимает кошельки у прохожих темными крымскими вечерами, а сама — моет, до сих пор, посуду в каком-нибудь прибрежном кафе.
... А может, она в дорогущем ландо, проезжает сейчас по Елисейским Полям, в обществе утонченного и родовитого джентльмена...
Не знаю!
Знаю, только, что в Крым больше не поеду. И сына своего (ему сейчас 12-ть лет), больше — не повезу. Есть и другие места на свете.
... Такие дела

Сексуальный сосед

Экзамен с пристрастием

Джульетта (на речке)