отношение к женщинам, — вдруг проговорил он серьезно. — Они для тебя вещи, инструменты для исполнения твоих желаний. С таким отношением ты никогда не женишься. Я бы не особо беспокоился об этом, если бы не одно обстоятельство — ты наследник престола, будущий король. Рано или поздно тебе все равно придется жениться. Разумеется, жену бы тебе подобрали советники, ты бы с удовольствием показался с ней пару раз на людях, возможно, даже переспал бы с ней разок для проформы, но потом... Ты бы не смог хранить ей верность и вместо государственных дел просиживал бы сутками в публичных домах. Это недопустимо, Шейн. Фигура такого масштаба обязана если не быть непогрешимой и идеальной, то, по крайней мере, соблюдать внешнюю пристойность. Вспомни, хотя бы своего прапрадеда.
— Ага, образец пристойности, — прыснул я
— Не нравится, вспомни Рэндома.
— Ладно, уговорил. Но я ведь и ей не смогу хранить верность вечно. Рано или поздно она тоже мне надоест.
— Возможно...
— К тому же, она в любом случае умрет раньше меня...
— Кто сказал?
— Ну, она же смертная, — я посмотрел на него с недоверием. — Или нет?
— Но ты ведь заметил сходство, — ухмыльнулся он. — Заметил, и что?
— Ты веришь в такие случайности?
— Ах ты, гад! Ты все это специально подстроил! — вдруг осенило меня.
— Разумеется, — он улыбнулся своей совершенно обезоруживающей улыбкой, и я понял, что как бы я не был зол на него, мне придется просто смириться и принять его решение. — Неужели ты всерьез полагал, что для поимки двух ведьм мне бы понадобилось внедрять вас всех пятерых? Я бы замечательно справился и в одиночку. Или с одним Трентом. Да один Трент с этим справился бы куда быстрее и лучше, чем вся ваша бригада...
— Ты специально запретил мне крутить романы на работе...
— Ага, — он потрепал меня по плечу. — Ты же привык, что бабы сами вешаются на тебя. Тебе неведомо чувство вожделения чего-то запретного и недостижимого. И вот ты целый месяц смотрел на нее и облизывался. А она смотрела на тебя. Потом вы расстались, но и в разлуке ты продолжал вспоминать о ней. Если бы я позволил тебе заняться с ней любовью тогда, ты бы вчера и имени ее не вспомнил. А так...
— Козел, — выдохнул я в гневе.
— Циник, — поправил он меня и снова улыбнулся. — Послезавтра приведи ее во Дворец. Вашу помолвку надо оформить официально. А так я даю тебе отпуск на две недели. Потом тебе придется вернуться к своим обязанностям. Через пару месяцев сыграем свадьбу. А дальше видно будет...
Я отвернулся от него. Мне хотелось ответить ему какой-нибудь гадостью. Меня всего аж распирало от злости. Но когда я придумал, что сказать, в комнате его уже не было. То ли он стал невидимым, то ли и правда ушел.
Я сел на кровать и обхватил голову руками. Сволочь, как ему не стыдно играть моими чувствами и чувствами Светы? Как он вообще посмел вмешиваться в мою личную жизнь? Да, он Король, он бог, он обладает чудовищной силой и властью, но, в конце концов, существуют какие-то нормы и правила и для него!
Я вздохнул и ухмыльнулся. Не далее как вчера днем я объяснял Свете, что в мире, где я живу, не существует понятий человеческой морали, а сейчас сам же обвинял своего деда в ее отсутствии. Смешно.
Часы над аркой кухни пробили час пополудни. Я поднялся с постели, натянул носки и свою легкую куртку и вышел в прихожую. Надо ей лампочку починить, подумал я и потянулся к светильнику. Это была обычная лампа накаливания на шестьдесят ватт. Тонкая вольфрамовая проволочка лопнула у правого рожка. Я немного расправил спираль, натянул проволоку и приказал ей обмотаться вокруг рожка. Она покорно выполнила мой приказ. Я пустил ток между пальцами. Лампочка тут же загорелась. Я вкрутил ее обратно в светильник.
Затем я вспомнил о дневном посетителе и невольно поморщился. Мне было противно от одной мысли о том, что этот жирный боров трогал белье моей Светланы. Я подошел к комоду, щелкнул пальцами, заставив выдвинуться средний ящик, и с отвращением посмотрел на сложенные аккуратными стопочками трусики, бюстгальтеры, чулочки и носочки. Я поднял руки, приказывая частицам в тонких тканях двигаться с бешеной скоростью. Через несколько секунд над ящиком взвилось высокое голубовато-зеленоватое пламя и исчезло уже через мгновение. Я вынул ящик, вытрусил в мусорный пакет оставшийся пепел, завязал пакет узлом, вышел в прихожую, обулся, подхватил ключи и покинул квартиру, небрежно щелкнув пальцами напоследок.
На улице было холодно. Пронзительный ветер насквозь продувал мою осеннюю куртку, и от каждого порыва я дрожал, как осиновый лист. Ноги нещадно мерзли в тонких туфлях, и когда я вышел со двора, мои щеки и уши горели.
На противоположной стороне дороги стоял небольшой магазинчик. Я быстро пересек улицу и вошел за стеклянную дверь. Здесь было далеко не так тепло, как я ожидал, но все ж лучше, чем снаружи. Продавщица за прилавком — потасканного вида немолодая тетка с длинными рыжими волосами и густо накрашенными ресницами — смотрела на меня равнодушно и несколько раздраженно.
— Чего надо? — спросила она скучающим тоном.
Я бросил на нее один единственный взгляд, но, видимо, настолько красноречивый, что она тут же встала по стойке смирно и больше не приставала ко мне с вопросами.
Я тем временем застегнул свою куртку до самого подбородка, наполнил пространство под ней теплым воздухом, повысил температуру тела на четыре градуса и настолько же снизил температуру открытых участков кожи. После получаса на ветру я, разумеется, буду выглядеть как Кощей Бессмертный, зато мои уши и пальцы останутся целыми. Затем заправил брюки в туфли и также повысил температуру ног. Конечно, все это лишь временные меры. Все равно придется купить теплую куртку и обувь по сезону. Но так я хотя бы до магазина смогу дойти.
Я развернулся к продавщице:
— Дай мне пару апельсинов, бутылку йогурта и пакет яблочного сока.
Она натянуто улыбнулась и протянула мой заказ.
Я расплатился и вышел на улицу. Теперь намного лучше. Пакет с пеплом я выбросил в стоявшую у дверей магазина урну и направился к школе.
Света стояла на ступеньках высокого крыльца и разговаривала с какой-то женщиной в длинной тяжелой шубе. Я сделал ей знак, она попрощалась со своей собеседницей и подбежала ко мне. Я небрежно чмокнул ее в щеку, положил ее ручку на свой локоть и, не говоря ни слова, повел ее прочь со школьного двора.
Первые два квартала она шла за мной молча. Меня это устраивало, но вот на очередном светофоре она повернулась и заглянула мне в глаза:
— Шейн, что случилось? Ты такой бледный...
— Холодно, — коротко ответил я. Моя куртка катастрофически не держала тепло, и я опять начал замерзать. Я больше не чувствовал пальцев на ногах, и мороз ощутимо покусывал щеки и уши.
— У тебя нет ничего потеплее? — она смотрела на меня с неподдельным беспокойством.
Я мотнул головой. Говорить я уже не мог — боялся, что вместо ответа начну громко стучать зубами.
— Я поняла, — она кивнула и снова покорно пошла за мной к видневшемуся в морозной дымке торговому центру.
Мы вошли в просторный холл, ярко освещенный огромными хрустальными люстрами под высоким потолком, я незаметно размял руки и помотал головой. Отлично, обморожений нет. Пальцы на ногах начали покалывать, и это тоже хороший знак — к ним возвращается чувствительность.
Я повел ее к первому же бутику женского нижнего белья. Она посмотрела на меня с удивлением и остановилась на пороге. Я обернулся к ней:
— В чем дело?
— Зачем ты меня привел сюда? — она нахмурилась.
— Так надо, — ответил я. Мне совсем не хотелось объяснять ей, что я сжег все ее нижнее белье.
— У меня дома полный ящик, — она нахмурилась еще сильнее.
— Больше нет, — коротко ответил я и тоже нахмурился.
— Что случилось, Шейн?
— Моя невеста не должна носить дешевое белье, — пояснил я и с силой затянул ее за стеклянную дверь.
К нам тут же подлетела улыбающаяся во весь рот симпатичная продавщица в коротеньком строгом платьице и плотных черных колготках:
— Вам что-то подсказать? — спросила она.
— Моей невесте нужно выбрать несколько комплектов белья, — угрюмо пояснил я, — но меня не интересует всякая дешевка. Оно должно быть красивым, практичным и удобным и только из натуральных тканей.
Продавщица окинула Свету презрительным взглядом и снова улыбнулась мне:
— Боюсь, молодой человек, у нас не найдется ничего, соответствующего вашим критериям для вашей невесты. У нее слишком большой размер.
Я спиной ощутил, как Света вспыхнула до корней волос.
— Если ты, сучка, еще хоть раз позволишь себе так высказаться о ней или даже так посмотреть в ее сторону, — в ярости прошипел я на ухо продавщице, — я тебе такую сладкую жизнь устрою, что до самой смерти не забудешь.
Девушка побледнела, коротко кивнула и, не смея поднять на Свету глаза, провела ее в примерочную. Я расположился на низком диванчике, взял со стоявшего здесь же стеклянного столика журнал и стал лениво листать его. В бутике было даже жарковато, но я не собирался уходить отсюда,пока Светка не выберет себе белье. Первый комплект мне категорически не понравился. Во-первых, он был ей безбожно мал, а во-вторых, выглядел так, будто по нему только что проехался гусеничный трактор. Я нахмурился, а девчонка-продавщица втянула голову в плечи и побледнела еще сильнее. Второй комплект выглядел несколько лучше, но Света сказала, что он ей трет и жмет и вообще ей в нем неудобно. Третий из мягкого красного шелка и нежнейших кружев сидел на ней идеально. Света тоже его одобрила.
После полутора часов утомительных примерок, нагруженные пакетами и коробками, мы поднялись на второй этаж, где располагались многочисленные ресторанчики и закусочные. Сначала я усадил Свету на узкую банкетку у перил, заставил ее выпить соку и закусить апельсином. Она хмурилась, но послушно жевала сладковатую мякоть фрукта. Я пил йогурт и тоже ел апельсин. После этого я молча отвел ее в ресторан японской кухни — самый дорогой в этом месте.
Когда принесли наш заказ, Света подняла на меня пылающий взгляд. На ее щечках горел румянец возмущения.
— Мне не нравится, что ты ведешь себя со мной подобным

Голой у всех на виду

Любовь зла...

Уздечка для кельпи. Часть 1