на ноги, Трент лежал на животе на краю уступа, напрасно пытаясь упереться в землю ногами. Эд стоял на коленях рядом с ним, тоже склонившись над пропастью. Они пытались вытащить кого-то или что-то. Мое тело по-прежнему лежало на алтаре.
Я сделал шаг к ним, и в этот момент Эдвин свесился еще сильнее, мускулы на спине Трента вздулись, он, наконец, нашел упор, и, встав на одно колено, рывком перекинул через себя насмерть перепуганного Ральфи. Эд успел подхватить его под голову буквально за мгновение до того, как парень со всей дури стукнулся ею об землю.
Трент встал, отряхнул свои брюки и печально посмотрел на алтарь.
— Почему не сработало? — спросил он тихо.
— Я не знаю, — так же тихо ответил Эд, гладя Ральфи по волосам.
Парень тяжело дышал, а на его глазах блестели слезы.
— Мы что-то делали не так? — Трент продолжал смотреть на мое тело. — Мы что-то не учли? Может, фаза луны не та?
— Все то, Трент, — Эдди медленно покачал головой. — Я даже напряжение поля проверил. Все внешние факторы в норме.
— Значит, внутренние? — сын бросил гневный взгляд через плечо на бывшую куклу. По щекам Ральфи потекли слезы, когда их взгляды пересеклись.
— Не думаю, — Эд поднялся на ноги и помог подняться Ральфу. — Здесь нет ограничений по количеству или силе заклинателей.
— Значит, это просто не тот ритуал, — Трент вздохнул и упал на колени возле алтаря. И заплакал.
У меня сжалось сердце. Мне хотелось подойти к нему, похлопать по плечу, сказать что-то ободряющее, но вдруг…
— Он… пошевелился! — Трент вскочил на ноги и повернулся к Эдвину и Ральфи. — Вы видели? Он пошевелился!
— Как — пошевелился? — Эд подошел к алтарю взял мое правое запястье — при этом я ощутил его прикосновение и сжал кулак.
Тренту не показалось — пальцы моего тела дрогнули.
— Ты прав, — улыбка на лице Эдвина из озадаченной превратилась в торжествующую. — Что он делает, Ральф?
— Сжимает кулак, — парень тоже улыбнулся.
Я поднял руки.
— Теперь поднял руки, — прокомментировал Ральфи. — Теперь прыгает.
Я сокращал разные группы мышц, и мое тело слабо, но реагировало.
— Хм, — Трент снова развернулся к алтарю. — Пап, ты слышишь, то, что мы говорим?
Я кивнул — голова моего тела тоже еле заметно дернулась.
Трент зажал его уши. И сказал что-то — я не услышал его слов.
Я покачал головой.
— … не услышал вас, — я расслышал окончание фразы Ральфи, когда Трент убрал руки от моих ушей.
— Пап, — Трент поднял голову и посмотрел на меня — я так и не понял, видит он меня или нет. — Я, кажется, знаю, как тебя вернуть, но должен предупредить — это будет… неприятно. И даже опасно.
— Я готов, — быстро ответил я и шагнул вперед.
— Он готов, — сказал Ральфи, прищурившись.
— Шансы примерно сорок на шестьдесят, — продолжал Трент. — Шестьдесят процентов, что ты не выживешь.
— Если есть хоть один шанс на успех, я готов рискнуть, — сказал я, и Трент кивнул раньше, чем Ральфи передал мои слова.
— Дай сигнал, когда будешь готов, — Трент положил руки на алтарь и опустил голову.
— Я готов, — сказал я.
— Он готов, — повторил Ральф.
И тут же меня пронзила резкая оглушительная боль. Она заполнила меня всего, вытеснив все другие чувства и ощущения. Поэтому я ничего не видел, кроме ярких вспышек, когда отступала одна волна и накатывала другая. И ничего не слышал, кроме пульсирующей боли в голове.
Мне казалось, будто все мои суставы выворачивались наизнанку, будто кости сами собой проворачивались вокруг своей оси, будто нервы вылезали со своих мест, и я сам превращался в один большой оголенный нерв.
Боль горячим кнутом выдавливала глаза из орбит, и от ее щелчков рвались с глухим треском барабанные перепонки. Меня бросало сразу и в жар, и в холод, жгло раскаленным железом и жидким азотом, разбивало на куски, распыляло на атомы, и каждый атом был наполнен болью.
Наверное, я кричал, но не слышал и не осознавал этого.
А потом вдруг все прекратилось.
Я лежал на боку, в позе эмбриона, обхватив колени руками, и мелко дрожал. Лишь спустя несколько бесконечно долгих секунд я понял, что лежал на твердом холодном камне, а не на жесткой траве, на которой стоял до того, как начался этот кошмар.
Я открыл один глаз. Моргнул. Потом еще раз. Сначала было просто темно, затем из темноты начали проступать световые пятна, затем очертания предметов и людей. Еще через некоторое время появились звуки — сначала невнятное бормотание, которое постепенно разделилось на три голоса. А потом из невнятных потоков начали выделяться слова.
И вдруг я почувствовал тепло, а потом и прикосновение. Через вечность понял, что кто-то приложил пальцы к моей шее. Еще вечность спустя узнал пальцы Эдвина.
И мотнул головой — мир контуров пошел волнами, в голове что-то защелкало и загудело, будто запустился двигатель.
Когда гул прекратился, я еще раз мотнул головой и сел, свесив ноги. И огляделся.
Трент улыбался, Эдвин с довольным видом почесывал подбородок, Ральф застенчиво прятал глаза. А за их спинами меркли краски в том месте, где, насупившись, стоял Маролайт. Я весело подмигнул ему. Он бы сплюнул себе под ноги, если у него были слюнные железы… и ноги. Поэтому он просто качнулся и растаял, как тает туман по утру.
— Никогда больше так не делай, — обратился я к сыну.
— Ты тоже, — смеясь, ответил он.
* * *
Ночь выдалась жаркая, хотя за окном сердито завывал ветер и ронял тяжелые капли на подоконники и стекла. Сначала Ранита плакала, уткнувшись лицом мне в грудь. И мне хотелось провалиться на месте, но я понимал — если я снова исчезну, она будет рыдать еще горше. Поэтому я просто гладил ее по волосам, говорил какие-то приятности и целовал, куда дотягивался.
Постепенно ее всхлипы стали реже, дыхание глубже, но чаще, а руки переместились с моей груди на спину.
Наконец, она подняла лицо и грустно улыбнулась.
Я ободряюще подмигнул и наклонился к ней. Наши губы встретились. Я крепче сжал ее плечи и прижал к себе.
Ее ноготки, нежно царапая, очертили мои лопатки.
— Ты моя дикая кошечка, — прошептал я ей на ухо, когда наши губы разомкнулись.
— Ты хочешь меня приручить? — игриво мурлыкнула она, чуть отстранившись от меня.
— Ни в коем случае, — улыбнулся я, прижав ее к себе еще крепче, чем раньше. — Тебя нельзя приручить. Ты — Львица Северной Земли. Тобой можно только восхищаться и с трепетом ждать, когда ты решишь обратить внимание на скромного бога.
Она рассмеялась чуть рычащим грудным смехом, и я ощутил под пальцами жесткую львиную шерсть, а на своей щеке шелковистый горячий язык.
Мда, давненько я не занимался любовью с нелюдьми, а тут прям два раза за два дня.
Хе, и в этом деле млекопитающие однозначно лучше рыб…

Волк, почти что волчара. Наш лучший санитар. Часть 1

Особое обучение. Глава 6

Новый уровень с матерью (хард)