волосы… На химию мы худо-бедно собрали деньги… и все. В интернете счет висит уже два года — без толку. Капает иногда что-то — по тыще в полгода. Знаете, сколько таких, как я? Красивых, лысых, с пронзительными глазами… Год назад я наткнулась на объявление. «Продам девственность… « Он был паскудным типом. Михал Алексеич, толстый такой… Продырявил меня за пять тыщ баксов. И я тогда решила, что мне терять нечего, и стала спать с парнями. Чтобы успеть, понимаете? Только с теми, которые мне нравились. Кстати, я должна сказать вам спасибо. Это было… ээээ… я даже и сказать не могу… Я даже и не знала, что можно так… Все четыре раза… Спасибо вам. Если б не вы — я бы так и не узнала…
Она закашлялась.
— А однажды я прочитала про вот эти самые шарики… Перетрухала здорово, боялась, что попалит и убьет. Семен, очкастый такой, с обручалкой на пальце… Но нет, обошлось. Семь тыщ… Зачем мне деньги? Ну, сама себе я говорю: вдруг все-таки насобираю на операцию. Метастазы растут, гады такие, и без скальпеля в кишках я точно не жилец. Во-вторых… Не насобираю — так хоть поживу по полной. В Гималаи съезжу. Я уже и дату наметила… И своим оставлю фонд. У меня ведь сестра есть, здоровая, талантливая, ей знаете как пригодится… Остался мне годик, максимум полтора, так что…
Я молчал.
Потом, когда смог говорить, спросил:
— Почему ты не говоришь прямо, зачем тебе деньги? Неужели ты думаешь, что люди не отзовутся, не помогут, не…
— А зачем? Зачем мне привязывать к себе вот таких, как вы? Ну, найдется папик, вложит в меня, даже подлечит на сколько-то там, — и что? Вот так вот жить — в долг, из благодарности, давать благодетелю трахать тебя и не сметь смотреть на тех, кто тебе нравится? Уж лучше прожить год — но ПРОЖИТЬ. Кроме того… Даже если я встречу кого-то… Ведь так нельзя. Я не имею права влюбляться и влюблять в себя, понимаете? Я не имею права быть близкой с кем-то. Год, всего год. Понимаете?..
Я молчал. Пронзительно, трусливо молчал, сжимая ее руку и не глядя ей в глаза.
— Вот и с вами… Не смогла. Не утерпела. Влюбилась, — говорила она глухо, как в кулак. — Я должна бежать от вас, за тридевять земель бежать, чтобы вы ни сном ни духом меня не видели, и даже тень мою… А вместо этого прихожу сюда каждый день, жду вас по два часа… зачем? Зачем? Все равно ведь умру, а вам только лишняя боль…
Она подняла на меня свои кошачьи глаза.
Секунду я смотрел в них.
Потом схватил Миру, привлек к себе — и стиснул так, что ей, наверно, было больно, хоть она и блаженно сопела мне в шею, и обнимала меня так же крепко, до боли…
— Не умрешь, — говорил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Только попробуй у меня. Умрешь — домой не возвращайся, ясно? Вылечим мы тебя. Накопим бабок… И на операцию, и на Гималаи, и еще сестре останется. Ясно тебе?
Она тихо скулила и смеялась, влипая губами мне в шею.

Уже в Лейпциге

Курорт

Женская месть — страшное оружие