ко мне - всего лишь на мгновение, не боле. Но этого хватило, чтобы осознать всю степень чудовищного напряжения в моих брюках.
- Держу пари, - сделав паузу, на прерывистом выдохе сладко проговорила она, - что тебе бы сейчас хотелось... этого. Но сейчас тебя могут застукать... как и тогда. Ты ведь не знаешь, что находится... по другую сторону повязки.
Проговорив последние слова с притворной показной печалью, Тикса озабоченно вздохнула.
- Совершенно не представляешь...
Ладонь моей спутницы вновь легла на пояс моих брюк, провела по нему, чуть огладив ткань. И, хотя произвела она это совершенно не в том месте, где могла бы осуществить миниатюрный взрыв, а весьма и весьма в стороне, даже такого - намекающего - действия хватило, чтобы...
- Мне всё равно, - коротко выдохнул я.
Это было словно в безумном сне, словно в эротическом видении, когда твоё собственное подсознание изводит тебя донельзя и когда ты проскальзываешь рукой под одеяло, практически не стесняясь персонажей сна...
- Эй. - Голос Тиксы был сладок. Предельно сладок, словно дрожа от тщательно сдерживаемого смеха. - Что ты делаешь. Ты ведь не знаешь. Не смотрят ли на тебя люди.
- Плевать, - отрубил я.
- Тогда ты мог бы, - голос её чуть понизился, приобретя при этом не то задумчивые, не то заговорщицкие нотки, - спустить с себя брюки. И бельё. Совсем.
В голосе её также звучала лёгкая подначка; мне показалось, что она снова провела языком по губам.
Не в силах этого вытерпеть, я расстегнул рывком молнию брюк. Язычок на молнии при этом чуть было не оторвался от замочка. Брюки отправились в свободный полёт вниз, как секундой позже за ними отправились и лишь невероятным чудом не порвавшиеся от внутреннего напора плавки.
Холодный ветер обдул мои ноги, бёдра и иные органы, но мне было безразлично. Стоя с завязанными глазами и со спущенными брюками перед девчонкой, с которой невиртуально познакомился лишь около получаса назад, не говоря уже о неизвестном количестве иных возможных наблюдателей, я бешено наращивал обороты движения руки, чувствуя, что вот-вот умру если не от стыда, то от нереализованного вожделения, причём от чего именно - мне совершенно всё равно.

... узнать, как вся эта мизансцена выглядела со стороны, мне довелось весьма нескоро. Лишь несколько месяцев спустя, приучив меня к шалостям, по сравнению с которыми произошедшее в тот вечер выглядит вполне невинно, Тикса осмелилась открыть мне правду. Тогда же, в вышеупомянутый вечер, она просто увела меня обратно - из того же места, куда привела, - не развязывая глаз и не раскрывая до поры правды.
Лишь несколько месяцев спустя Тикса решилась поведать мне, что местом, куда она меня тогда привела, была залитая светом прожекторов станция автозаправки с работающим при ней круглосуточным магазином.
Тогда...
... Тикса с усмешкой смотрела на практически голого парня, стоящего с запрокинутой назад головой и спущенными брюками, который неистово мастурбировал прямо перед витриной магазина под ярким светом прожекторов, на глазах изумлённой продавщицы и немногочисленных в этот поздний вечерний час прохожих. Выражение её личика в этот момент могло показаться дьявольским - чему немало способствовали алые отблески задних фар отъезжающего автомобиля в глазах. Пытаясь удержаться от совсем уж откровенного смеха, она на миг поднесла ладонь к собственным губам, но тут же опустила её.
Глупый какой.
И ведь она не сказала ему ни единого слова неправды. Кто же теперь, спрашивается, виноват? . .
Тикса рассмеялась, уже не стараясь сдерживать себя.

"Что ж. Если после этого он не назовёт меня долбанутой психичкой или чокнутой извращенкой - как все нормальные парни - тогда, пожалуй... тогда, пожалуй, можно будет в него влюбиться. И... возможно, придумать со временем что-нибудь ещё".
_________________________
* Ляпсус манус - в буквальном переводе с латыни "ошибка пальцев".

Таня и Настя 2. Отдать долг

Наша годовщина или Суровые будни слесарей

Фистинг без принуждения колбасой, бутылкой, руками