мощью увеличенного стеклом солнечного луча слепит глаза. Я скоро загорюсь от него. Если до этого не истеку сладкой липкой патокой в желании продолжения мужских прикосновений.
— Говори, блядь! — от крика даже воздух завибрировал.
А внутри зреет протест. Очень больно, когда осколки светлого в твоей жизни продолжаются дробиться, превращаясь в слепящую пыль.
— Да пошел ты! Я, я не могу сказать! — тоже заорала я. — Можешь меня полосовать! Слышишь?!
И тут же плечо обожгла боль, это острие ножа надавило, протыкая кожу. Из раны хлынула кровь. Нет, ты не права была, Лина, какая на хрен патока, ты истечешь кровью, распятая на этом столе.
— Сука, так ему верна! Почему ему?!
Ха... Попробуй тут не быть преданной.
— Да, вернаААА!
Превращая мой крик отчаяния в стон, раздирая нежную текущую ткань лона, в меня вонзился мощный, налитый желанием и злостью мужской член. Как в этой боли, в этом жгущем светом аду, могло найтись место удовольствию?!
— Сука, какая же ты сука, мой Ангел, — застонал Андрей.
Что — то с громким стуком упало на пол, наверное, нож выпал из рук Евдокимова. Мужские пальцы, сдавливая чувственную плоть, легли на мои трепещущие то ли в страхе, то ли в наслаждении груди. Мужские бедра двинулись вперед, вколачивая внутрь обжигающий член. Затем еще один мощный глубокий толчок, и я поспешно, чтобы не застонать, прихлопнула рот и зажмурила веки, чтобы не обжечься светом. Не получилось, ведь толчки в самую глубину, до предела, продолжаются, убыстряются, из горла невольно стали вырываться блаженно-сладострастные звуки, глаза же потрясенно распахнулись, стремясь хорошенько рассмотреть вернувшегося Моего Андрея, но нахватавшись слепящих лучей, веки снова смежились.
— Скажи мне, кто он? — ласково шепчет Андрей, жадно толкаясь внутри моей поплывшей желанием, хлюпающей от таких интенсивных движений вагины, а мужские пальцы грубо, больно сжали вставшие каменными столбиками соски.
— СКАЖИ!!! — теперь уже орет Евдокимов, не переставая интенсивно вколачивать в меня член.
А затем почти сразу ласково:
— Скажи мне, Лина, я хочу знать имя человека, подсунувшего под меня Ангела, укравшего у меня Ангела!
Чертов больной ублюдок, мой персональный маньяк.
Крик, опаляющий свет, боль, таранящие удовольствием удары, ласковый шепот, кровь на моей груди. Я сойду с ума, всё это невозможно вынести, оставшись нормальной! Пусть... сейчас даже страх прошел, во мне есть только одно желание — чтобы эта пытка продолжалась. Я уже не скрываю свои стоны, он тоже не в силах сдерживать рвущийся из горла вой наслаждения, всё растворилось в этом ослепительном свете, в желании сгореть дотла. Член с хлюпаньем продолжал вонзаться в мое беззащитное лоно, мужские кровавые руки жадно лапали грудь, больно сжимая соски, а я выгибалась, билась в паутине страсти, ловушке физиологии, устроенной для наших тел. Андрей брал меня жестко, грубо, и мне должно было быть тошно от еще одного насилия над собой, а я, почувствовав в теле предоргазменную волну, замерла, жадно глотая губами воздух. Глаза, хочу видеть его темные шоколадные глаза. Нет... только свет, как много света в этой западне. Поймалась, забилась, закричала, внизу живота, под настойчивыми ударами члена, словно что-то разорвалось, прорвало плотину. Оргазм с маньяком, оргазм с Моим Андреем, оргазм со светом! Неужели такое бывает? Неужели так бывает?
— ААА! — захлебываясь, закричала я.
— Оууу!! — хрипло вторил мне Евдокимов, изливаясь фонтаном семени внутри моей промежности.

Примерная дочка

На море обменялись мамами

Как я стала Аленой