кабели, чтоб никого током не стукнуло. А время идёт. Мы на 9 часов сдвинулись из-за этой погоды. А времени — до понедельника.
— Так я ж не заявлен, — уже не так уверенно сопротивляется Джо, — какой от меня толк? И народу-то сколько, Боже ты мой...
— Ну что тебе народ? — снова отвечает Майкл. — Считай, что ты на антивоенной демонстрации. Так легче будет? Представь себя эдаким Че Геварой — и вперёд. Ну же, Джо, всего двадцать минут!
— Пятнадцать, — тут же отзывается музыкант.
— Если пойдёшь...
— А это — демонстрация?
Вокруг смеются.
— Черти, ну хоть верёвку дайте какую-нибудь, а? Что ж вы так издеваетесь над людьми? Гитара из какого-то подвала, сцена мокрая... Меня током хоть не стукнет?
— Не стой близко к микрофону, и всё будет о"кей, — отзывается Моррис.
— Вот умница какой, а? — комментирует Джо. Он уже сидит на корточках и привязывает поданный ему кусок верёвки к грифу гитары — Ладно, хрен с вами. Но, Майкл, что хочешь делай — пятнадцать минут. Не больше. Хоть облаву по окрестностям устраивай, понял? Мне ещё с «Рыбами» потом выступать, когда они доберутся...
— Не переживай, Джо, так всё и будет — благодушно отзывается Лэнг. Снова взрыв хохота...
* * *
Так уговаривали на сольное выступление одного из самых радикальных рок-поэтов и музыкантов Америки — Джозефа Макдональда, лидера группы»СоuntryJоеаndthеFish«, более известного по прозвищу «Кантри Джо». Это прозвище было для американских властей хуже красной тряпки для быка, поскольку напоминало им о временах Второй Мировой войны, когда в США был очень популярен лидер одной коммунистической страны с точно таким же прозвищем — «Кантри (Дядюшка) Джо». Собственно, в честь этого лидера и назван был родившийся в 1942 году мальчик, которому через 27 лет суждено было поставить на уши Вудсток, а затем и всю Америку, одним-единственным сольным выступлением. Или, если быть более точным — одной-единственной песней...
* * *
— Givе mе yоur «F»!
— «F»! — радостно отозвалось поле на начало знаменитой «рыбной считалочки» от Джо Макдональда. Стюарт, Чарли и Флоренс переглянулись, заулыбались и стали быстрее пробираться сквозь толпу к своему месту.
— Givе mе yоur «U»!
Секундная недоумённая пауза...
* * *
...имевшая простое объяснение.
Обычно на концертах, затевая эту игру-перекличку, пародировавшую футбольные «кричалки» фанатов, Джо получал из букв слово»Fish« («Рыба»), поэтому его желание получить другую букву (а в итоге — и другое слово) поначалу вызвало оторопь. Правда, она быстро исчезла, уступив место...
* * *
... — «U»! — с интересом подхватила толпа новые правила игры.
— Givе mе yоur «С»!
— «С»!
— Givе mе yоur «K»!
— «K»!
Каждая буква давалась с нарастающим воодушевлением: слушателей охватывало предчувствие чего-то необычного и острого.
— И что в итоге? — голосом школьного учителя вопросил Джо.
— «Fuск»!
— Что в итоге?
— «Fuск»!!
Каждый раз это слово звучало всё громче и смачней, превращаясь в некий плевок.он их всех, а? Стюарт невольно дёрнул головой и отозвался:
— Интересно, ему за это что-нибудь будет?
— Ты о чём? — не понял Льюис. Волна восторга начинала спадать, и они уже могли разговаривать более-менее нормально.
— Я о том, — продолжал парень, — что одно дело — петь такую песню в кампусе или на сейшне, где все — свои, а совсем другое — вот на таком фесте. Ты думаешь, они там — он кивнул куда-то в сторону Нью-Йорка — не будут знать, что тут пели и как?
Льюис удивлённо воззрился на приятеля:
— Стю, ты чего? Что за чушь ты мелешь? Мы не в свободной стране, что ли, живём?
— Ты как-то быстро забыл, как в Чикаго антивоенную демонстрацию разгоняли. В свободной-то стране, — фыркнул Стюарт.
Льюис быстро огляделся:
— Стю, не так громко...
— Ты чего? — с плохо скрытой издёвкой спросил его парень, положа руку на плечо. — Что, агенты ФБР померещились? Бедненький папаша Лью... А как же свободная страна, а?
Льюис с досадой скинул с плеча руку и хотел что-то возразить, но ему помешали.
Со сцены прозвучало его имя. Парень взглянул в ту сторону. Долговязый загорелый человек — видимо, ведущий, — стоя у микрофона, поздравлял его с рождением сына, после чего...
* * *
Опасения Стюарта подтвердились. Через полгода на экраны вышел кинофильм о фестивале, куда вошло и исполнение Джозефом Макдональдом «Вьетнамской песни», и обновлённая «рыбная считалочка», и экспрессивное послание музыканта слушателям. Фильм имел грандиозный успех, и не в одном кинозале публика смачно повторяла вслед за вудстокскими хиппи"Fuск». Результат не заставил себя долго ждать: Кантри Джо был арестован по обвинению в оскорблении общественной морали. Под давлением общественности через полгода Джозефа Макдональда амнистировали. Сам же фильм в том же 1970 году получил премию «Оскар» — не в последнюю очередь благодаря прогремевшей на всю страну «Вьетнамской песне». Она же дала новый толчок антивоенным и антиправительственным демонстрациям.
* * *
... на сцену вышел худощавый молодой человек с гитарой за спиной, в тонких очках, делавших его похожим на Джона Леннона, в светло-пятнистой рубашке и смешно закатанных по щиколотку джинсах. Ведущий скромно представил его «Джон Себастиан», чем вызвал новую волну аплодисментов. Себастиан на ходу шутливо потряс в воздухе воздетыми руками, отпил немного воды из стоявшего на усилителе стаканчика и, подойдя к микрофону, начал говорить всё то, что разными словами говорили практически все исполнители в эти дни: какая, мол, классная тусовка, как он счастлив здесь выступать, хотя сначала не хотел, но его друг Чип Монк, которого вы все хорошо знаете, уговорил его, и вот он здесь... Наверно, только человек с очень острым слухом мог уловить в его словах и в тоне тонкую издёвку. Над чем же и кем — этого, пожалуй, не знал и сам певец. Ещё со времён существования группы «Lоvin» Sрооnful» его знали как весёлого циника, умевшего ввернуть острое слово даже там, где в этом не было особой необходимости (этим он тоже напоминал своего знаменитого британского тёзку). И эту репутацию он подтвердил на фестивале одной фразой: «Ребят, любите друг друга, но не забудьте убрать после себя мусор». Впрочем, тогда на это мало кто обратил внимание. Публика была уже в таком состоянии, когда смысл сказанного почти не доходит до сознания — главнее был сам факт того, что ей что-то сказали, и ей это пришлось по душе на интуитивном уровне.
Затем Себастиан начал петь. Видимо, находясь под впечатлением от новости о рождённом на фестивале младенце, он запел «Yоung gеnеrаtiоn», посвятив её новорожденному. Льюис, весь красный от смущения и удовольствия, слушал, раскрыв рот; Флоренс, улыбаясь, прижалась щекой к его плечу. Стоявший чуть позади них Стюарт невольно залюбовался парой, в первый раз отметив про себя, что они хорошо смотрятся вместе... и неожиданно его кольнуло осознание этого простого факта, рядом с которым он жил уже второй год, но или не замечал его, или не придавал ему значения. И сейчас, глядя на них, он испытывал ощущение пустоты в себе.
Льюису же и Флоренс казалось, что Себастиан поёт для них:
О, почему считает юность: мы — отстой?
Их мысли заняты всё время лишь собой.
Я был в молодости сам таким давным-давно —
Моложе, чем они — но их порыв знаком.
Себя в решётку спрятав правил основных,
Прогуливая школу дождиком грибным...
Со временем, конечно, много я забыл,
Но я вспомню всё, что должен мой ребёнок в жизни знать,
Чтоб он вопросы мог мне задавать...
«Интересно, что Льюис поймёт в этой песне? « — подумал Стюарт, глядя на то, как слушал песню его друг. Иногда он относился снисходительно к Льюису — в особенности когда речь шла о том или ином восприятии жизни, действительности и мира в целом.
И примет всё ребёнок мой, что знаю я.
Мой страх ему — как комикс: я боялся зря... —
задушевно доносилось со сцены.
Наконец Себастиан закончил песню.
— А клёво он стариков протянул, правда? — обратился Льюис к Стюарту, закончив аплодировать.
Стюарт пожал плечами:
— Я не услышал, чтоб он их протягивал. Вроде обычная песня, без всякого издевательства. Хорошая и добрая.
— А ты представь, — убеждённо заговорил Льюис, — сидит такой весь из себя грустный предок и думает, почему это с сыном он общий язык найти не может.
— И в чём тут издевательство? По-моему, это — трагедия...
— Тра-ге-дия? — насмешливо протянул Льюис. — Стю, а как можно найти общий язык с предками, которые эту войну затеяли? Вот о чём с ними вообще говорить?
— Ты думаешь, — возразил Стюарт, — что тебе со своим будущим сыном не о чем будет поговорить? И что вы не найдёте ни тем общих, ни языка? Ты его выслушать не сможешь, если нужда придёт? Ты ж главного не услышал, Лью: предок в песне не просто сидит и страдает, а пытается примириться с сыном. А вот ему-то, сыну его, всё пофиг, потому что на уме — только девчонки да кайф.
— Во-первых, — напыжился Льюис, — я никуда не пошлю его воевать. А нас только и делают, что посылают. Те же самые предки. Во-вторых, ты думаешь, тот предок в молодости не зажигал? Ещё как, чувак, можешь мне поверить. — Он подмигнул Стюарту. — Кайф да девчонки — это всё, что нужно от жизни, когда б ты не жил. Разве нет? — Льюис приобнял Фло.
Стюарт хотел возразить, но на сцене, откуда уже ушёл Себастиан, началось движение. Одна за другой стали появляться экзотические фигуры с электроинструментами — видимо, сцену уже высушили, — среди которых выделялся невысокий мексиканец с узким лицом. Прищуренные глаза и время от времени поднимавшаяся вверх губа с усиками над ней делали его похожим на хорька.
Это был молодой, но необузданный в своей экспрессии Карлос Сантана со своей группой...
Эпилог. 18 августа. Первая половина дня
Они сидели втроём посреди грязного, изгаженного поля, в компании таких же, как они, немногочисленных слушателей, и слушали, как Джими Хендрикс играл «Звёздно-полосатый флаг». Гитара выдавала нечто невероятное: начиная воспевать страну, она тут же захлёбывалась истеричными, визгливыми и рваными звуками, в которые превращался гордый гимн, и Стюарту слышались в них рёв вертолётов,

Семейная история. Часть 3

Цена: долговая расписка

Месть заранее — Сиквел (перевод)