Сисястик больше не могла ткнуться носом мне в лобковые волоса или дотянуться языком до моих яиц. Настала пора покончить с петтингом. Но сначала нужно немного сбить с себя возбуждение, ведь если я каким-то чудом не доведу Сисястика до оргазма — это будет позор на всю жизнь.
Словно поняв, Сисястик снялась с члена и, тяжело дыша, жарко зашептала:
— Господин мой! Выебите меня в сиськи! Я вас очень прошу! Мои большие нежные сиськи так вас заждались! Уважьте их своим роскошным хуем, пожалуйста!
— Даже не знаю, — пропыхтел я. — А ты умеешь ли?
— С такими-то сиськами?! Конечно, умею. Меня все мои мужики непременно между сисек хоть чуть-чуть, да ебали.
— Убедила. Давай отведаем твоих сисек!
Она тут же вскочила и сунула свои груди мне прямо под нос:
— Наплюйте на них, Павел Павлович! Они должны быть очень-очень мокрыми для вас.
— Да что ты говоришь?! Как я могу на женщину плюнуть!
— Павел Павлович! Мои сиськи, они очень развратные! Знаете сколько хуёв они обласкали? Знаете, сколько спермы вытерли? Плюйте на них, Павел Павлович!
Схватив руками её огромные, мягкие сиськи, я начал плевать в их ложбинку, а потом стал с урчанием языком размазывать слюни. Сисястик стонала в голос. Я был счастлив.
Как следует смочив буфера, я выбрался из них и, подрачивая в предвкушении, спросил:
— Если они такие богомерзкие, чего ж ты мне их в морду сунула?
— Не побрезгуйте! — заныла Сисястик. — Выебите меня в сиськи!
— Нет. Это ТЫ выеби меня сиськами!
— Спасибо, господин мой! — выдохнула Сисястик и навалилась жаркой, мокрой плотью на мой член. Я закрыл от удовольствия глаза. Член просто купался в нежной прохладной, податливой, обволакивающей атмосфере, словно райское облако ласкало его. Непередаваемые ощущения, наслаждение, сильно отличающееся от того, какое дарят любые другие части женского тела. Сисястик преданно и влюблено смотрела снизу мне в глаза, и двумя скованными ручками стискивала выложенные мне на лобок груди, выпятив соски с ореолами овальными как раскрытые в экстазе рты. Захотелось помять их. Я положил ладони сверху на нежную колышущуюся плоть.
— Надо тебе пирсинг сосков сделать, — прошептал. — Сегодня же.
— Хорошо, хозяин, — ответила Сисястик и задвигала сиськами в разные стороны. Томное наслаждение нахлынуло на меня, неотвратимое, как девятый вал. Задохнувшись, я столкнул девушку с члена, и он замер, напряженный подрагивающий, готовый выстрелить. Я тоже замер, не смея ни смотреть на красавицу, ни даже чтоб слов таких: «сиськи», «губы», «плоть», «женщина» — не возникало в моей голове. Из члена выступила прозрачная капелька... другая... Всё, удалось. Возбуждение отхлынуло, стало возможно дышать. Ну, теперь, пройдя этот барьер, я долго смогу.
Улыбнувшись, я взял Сисястика за щеки натянул ртом на член. Она послушно зачмокала. Несколько минут я млел от этой изысканной ласки. Почувствовав, что приятнее её рот мне уже не сделает (либо стимульнуть себя и спустить ей в глотку, либо заскучать и почувствовать, как член вновь превращается в писю), я стиснул сисястиковы волосы, остановив движения её головы. Далеко не сразу шальные от страсти глаза девушки сфокусировались на моих. Член из кольца полных красных губ она так и не выпустила.
— Ты недорассказала про клуб.
— Что недорассказала? — покорно спросила она полным ртом.
— Как вас обоссали.
— Нас обоссали?!
Уже привычно вывернув за волосы ей голову, я начал шлёпать Сисястика по щекам и губам:
— Да! Пока вы работали сортирными шлюхами, вас обоссали. Расскажи мне об этом.
Вспоминая, она посмотрела словно сквозь меня.
— Да... Этот стыдный эпизод случился как раз перед тем, как мы стали играть в «турникет». Это придумала одна девка, очень красивая длинноногая блондинка в синем мини-платье. Она привела с собой парней, и мы побоялись перечить. Они оголили нам груди и поставили на колени между писсуаров. Там, в клубе, над писсуарами висели огромные панно с восхищёнными женскими лицами, как будто глядящими на члены пристроившихся к писсуарам мужчин, а между писсуарами на коленях стояли мы, гологрудые, с раскрытыми ртами. Мужчины мочились в писсуары, а потом клали члены в наши рты, и мы обсасывали и облизывали их. Чистили. Это называлось «быть полоскалкой». Блондинка следила за порядком, поправляла нам макияж и после каждого мужчины заново очень жирно красила нам губы. Подруги у меня мелкотитечные, а нас с Сонечкой она заставила поднять сиськи руками, чтоб выглядели привлекательней. От происходящего она сама очень возбудилась и часто подходила к одной из нас, задирала мини-юбку и садилась на раскрытый рот голой пиздой. Ко мне подходила три раза. Я тогда женщину в первый раз попробовала. Ничего так, интересно — мягкая, дрябленькая плоть, словно пористая, а смазочка сопливенькая, чуть кисловатая, чуть сладковатая, правда мочёй чуть-чуть отдаёт... В последний раз блондинка очень уж долго тёрлась вульвой о мои губы и клитором о мой носик, я понять не могла, что её так завело? А когда она с меня слезла, увидела, что какой-то жирный толстяк ссыт Сонечке в раскрытый ротик, а моча вытекает ей на подставленные сиськи. Так мужчины начали мочиться не в писсуары, а нам во рты. Только Зойка отказалась, чтоб нарисованную одежду не смыли. И я отказалась.
Сказав это, Сисястик прикрыла глазки и вытянула ко мне голову, ожидая пощёчины. Я не заставил девушку ждать.
— Врёшь! Не отказалась!
— Нет, правда отказалась, — и подставила другую щёку.
Я ударил её:
— Рассказывай!
— Ну, совсем чуть-чуть, это не считается! — захныкала Сисястик. — Пристал один, как банный лист, не отвяжешься. Я и согласилась за пятьсот рублей.
— Чего так дёшево-то?!
— Да я сначала пять тысяч запросила, а он сказал, что остальные вообще бесплатно дают. А мне очень мартини хотелось. Вытащил он писюнчик... И не может. Уж он тёр его, тряс, в ротик мне засовывал — ни в какую. Я сначала потешалась, но он сказал, что денег не увижу. Тогда я с придыханием стала просить его помочиться мне в ротик, сиськи ему протягивала, говорила, как хочу пить его тёплую струю... Тогда он смог, но чуть-чуть, с полстакана. Я глотала быстро, чтоб платье не облить, но изо рта всё равно текло, хорошо, я груди прямо подо ртом держала, всё на них вылилось.
Я влепил ей пощёчину:
— Это тебе за «груди». Продолжай!
— А чего продолжать? Стряхнул он мне на язык, пятихаткой хуй вытер и в рот мне запихал, ширинку застегнул и ушёл. А я осталась стоять: сиськи в руках, пятихатка мокрая, мятая во рту, по соскам моча стекает...
Я с удивлением понял, что снова на грани, что пора менять вид стимуляции, что если Сисястик продолжит свой рассказ, хуя моего пиздой она так и не отведает. А поняв всё это, прервал её оглушительной оплеухой.
— Ах ты, дегенератка поганая! И этим ртом ты мой хуй брала?!! И этими губами ты моей кожи касалась?!!
Я лупил её, она визжала, но не делала попыток укрыться, наоборот тянулась ко мне, подставляла лицо.
— Поди, целовать меня обоссанными губами хотела?! — неистовал я. — Хотела?!!
— Да, мой господин! — стонала она, — Очень хотела!
— Ах ты, зассыха промандаблядская!!! Дезинфекция тебе!
Я метнулся к бару, схватил початую бутылку коньяка, запрокинул за волосы девушке голову и принялся лить коньяк в разинутый накрашенный ротик. Коньяк булькал в её горле, она шумно глотала, но всё равно не успевала, и золотистая жидкость текла ей на сведённые скованными руками груди, широко разливалась по ним, капала с сосков... Я вдруг понял, что воочию наблюдаю только что описанную ею сцену. Член мой опасно задрожал, готовый выплеснуть сперму куда придётся, но тут коньяк проник

Как я устраивалась на работу в секс-шоп

Черный тролль

Все дела мои на сегодня были закончены!