а не отсосать! Проси как следует!
Сисястик на секунду опустила глаза, потом подняла уже совсем другой взгляд — влажный, умоляющий, беззащитный, в сиянии раскрасневшихся от оплеух щёчек — взгляд жертвы. Она медленно подалась вперёд, губы её чуть подрагивали, готовые расплакаться, груди беззащитно повисли и закачались, словно тоже кланялись мне.
— Павел Павлович, прошу вас, позвольте мне пососать вам хуй. Я так этого хочу! Очень-очень! Ну пожалуйста, Павел Павлович! Я умру, если не возьму в рот ваш вкусный толстый хуй.
— Позволяю, — только и смог прошептать я.
Чуть улыбнувшись понимающей улыбкой победителя, коленопреклонённая Сисястик медленно протянула скованные руки и провела наманикюренными пальчиками по моей ширинке, выпираемой членом. Ещё раз провела. На третий раз прихватила бегунок молнии и с чуть слышными щелчками томительно медленно потянула его вниз...
Если она притронется к моему члену, я кончу. Она даже губ не успеет подставить.
Собрав волю в кулак, я сухо произнёс:
— Ты куда лезешь, подстилка гастробайтерская?
Сисястик замерла и вскинула на меня недоумённый взгляд.
— Ты что, думаешь, я кому попало позволяю губами свой член трогать?
Она даже рот в изумлении приоткрыла, дура дурой.
— Ты реально решила, что я тебе на слово поверил? А вдруг ты на самом деле сосать не умеешь? Ты же лгунья! А я, между прочим, член не на помойке нашёл. Он мне очень дорог. Встань, как полагается перед начальством!
Сисястик мгновенно вытянулась на коленях, расправив плечи и сведя локтями груди. Ничего от победительницы не осталось в выражении её красивого блядского личика.
— Значит так, сначала продемонстрируешь мне свои навыки, а потом я подумаю, позволить тебе сосать или нет.
Я протянул ей правый кулак и выстрелил из него сомкнутыми указательным и средним пальцами.
— Это ствол члена, а это яйца. Покажи, что ты умеешь.
Секунду Сисястик глупо смотрела на мою руку, потом расслабилась. Медленно подняла на меня развратно-талые глаза, дрогнула в улыбке и медленно коснулась скованными руками моего кулака. Обхватила и чуть сдавила запястье, словно основание члена, и тут же отпустила. Сдавила-отпустила в пульсирующем ритме. Легко, словно лапками насекомго, пробежала яркими алыми ноготками по сжатому кулаку, особенно играя на серединке-уздечке, потом прошлась ими же по нижней поверхности пальцев-члена. И только после этого отпустила мои глаза. Теперь она с нежной любовью, чуть склонив голову, так что золотой хвост лёг на плечо, смотрела на кончики моих вытянутых пальцев. Легонько, тут же отдёргивая ноготки, пару раз коснулась их, потом, бросив мне лукавый взгляд, потянулась к пальцам лицом. По мере приближения губы её влажно открывались, в сантиметре от пальцев из кольца губ непристойно вынырнул острый розовый язычок. Быстро-быстро поиграл с кончиками моих пальцев, потом тщательно и мокро облизал их и спрятался. Губы вытянулись, чуть не коснувшись меня, и подули. Холодок по кончикам пальцев поднял дыбом волоски по всему моему телу. А Сисястик сомкнула губы, вытянула их, чуть выворачивая, и, наконец, коснулась самых моих подрагивающих кончиков влажной внутренней поверхностью губ. Замерла, потом втянула пальцы себе в рот, одновременно скатывая по ним пухлые губы. И задвигалась — нежно, покато, влажно, мягко, чуть ощутимо и вдруг замерла, заглотив пальцы полностью, и притянув скованными руками мой кулак, принялась яростно лизать его снизу. Не удержавшись, я схватил между указательным и средним пальцем язычок её мягкого нёба и подёргал эту висячую сопливую плоть. Сисястик захлебнулась, издала странный звук, мои пальцы затопила тёплая влага... Она отпрянула на пятки, закашлялась, заглотала судорожно, уткнувшись лицом в ладони, но, успокоившись, посмотрела на меня с восхищенной улыбкой и, молча, вновь накинулась ртом на мои пальцы. Жадно чмокая задвигалась по ним, присасывая и облизывая изнутри. Я не стал повторять свой эксперимент, лишь гладил её по щеке, контролируя движения головы. Насладившись сполна, шлёпнул по щеке только что ласкавшей рукой:
— Чтож, неплохо. Не соврала, умеешь.
Счастливая, она села на пятки и плотоядно облизнулась.
— Экзамен ты выдержала. Имеешь право приступить.
С соблазнительным урчанием Сисястик кинулась к моей ширинке, без всяких томлений рванула вниз молнию, одним движением вывернула наружу член и стянула с него трусы. И со вздохом восхищения замерла перед толстым длинным стволом, подрагивающим набухшей багровой головкой. Её скованные руки крепко сжимали основание члена сразу под яйцами, рот жадно раскрылся, готовый заглотить меня целиком... Это совсем не было похоже на то изысканное наслаждение, которое обещала она своими демонстрациями! — Куда, блядь?!!
Взъярившись, я очень сильно хлестанул её по щеке, вызвав обалдевший крик. Она вскинула на меня глаза. Сколько эмоций было в том взгляде! Удивление, обида, ярость, обида, желание, обида, возмущение...
Наотмашь, из-за плеча, я ударил её по другой щеке:
— Губами ненакрашенными! Ты в зеркало себя видела?!! Ты чего себе, курица, позволяешь? Кто тебе разрешал, клуня тупая, без макияжа к мужскому члену тянуться?!!
Она закрылась ручонками от моих пощёчин:
— Простите, мой господин! Простите!
Я схватил её за волосы и выворотил лицо из ладоней, второй рукой бросил её руки на пол и придавил ногой цепочку наручников. Её мордашка с размазанной по щекам тушью и полустёртой розовой помадой на бледных, бесформенных от побоев губах оказалась в полном моём распоряжении. Я сдерживать себя не стал: хлестал рукой по щекам, по шее, по челюсти снизу, а когда ладонь заболела, схватил плётку и продолжил ею (тут пришлось пыл поумерить, чтоб не оставить шрамов).
— Блядь ты неопытная! — орал я. — Манда подзаборная! Привыкла бомжам в канавах хуи сосать? И ко мне тем же рылом?!! Привести себя в порядок! Немедленно! Привести! Ну же! Ну! Почему не слушаешься?!!
— Так вы... же... меня... не пуска... — рыдала она в голос, а я принялся стегать её огромные нежные груди. Груди отвечали тонкими воплями из её рта и мгновенно багровеющими рубцами по трепетным полушариям, но они так восхиТИТЕльно вздрагивали, что остановиться я не мог.
— Я из тебя, деревенщина, столичную штучку-то сделаю! Еще спасибо говорить станешь! Ещё хуй мне в благодарность отсосёшь! Только я подумаю, давать тебе или нет, потому что ты — пиздоглазая рваная мудоёбища!!!
Запыхавшись, швырнул её, ревущую белугой, на спину:
— Иди личико на ебале рисуй!
Сисястик в беспамятстве схватила валявшийся тут же на полу её собственный клач, и вскочила на ноги, чтоб добраться до зеркала. С воплем ярости я в два прыжка настиг её, схватил за хвост, пинком по ногам швырнул на колени, ткнул личиком в пол:
— Ты охуела?!! Кто позволял вставать с колен?!
В руке откуда-то оказался стек и, вжимая девушку мордашкой в пол, я принялся неистово лупить её по оттопыренной заднице.
— Пизда тупая!!! Сколько тебя учить?! При мне! С коленей! Не вставать! Глаз! Не! Поднимать! Правду! Говорить! Сколько раз повторять?!!
— Простите, Павел Павлович! — визжала она, дёргая руками, чтоб прикрыть жопку, но скованные перед животом, они не могли её спасти. — Простите меня, господин! Я не буду больше! Умоляю! Пощадите меня!
От её криков, на глаза мои совсем упала багровая пелена. Я вскочил, ногой вдавил её голову в пол и с удвоенной яростью принялся хлестать жестким прутом стека прекрасные, круглые, побагровевшие от экзекуции ягодицы и набухшую, трясущую губками пизду.
— Прошмандовкка ёбаная! Шалава защеканская! Будешь ещё хуи по клубам сосать? Отвечай, будешь?!
— Не буду! — вопила она, и вдруг судорожно выпрямила ноги, упала на пол плашмя; впервые за сегодняшний день она не выпячивала попочку — ещё бы, ягодицы не просто побагровели, они уже темнели огромными кровоподтёками. — Не буду больше сосать!
— Неправильный ответ! — ярился я, замахиваясь далеко из-за плеча, наслаждаясь, как каждый удар отдаётся в руке, с восторгом впитывая, как прут тянет за собой нежную кожу девичьей попки. — Ты будешь сосать! Потому что ты — блядь! Отвечай, будешь сосать по клубам?!!
— Буду!!! Буду сосать!!!
Кожа лопнула, брызнула кровь. Это отрезвило меня. Опустив руку со стеком, тяжело дыша, я смотрел, как бордовая струя прихотливо стекает по ягодичке к подрагивающим губкам вульвы. Глубоко вздохнув, я убрал ногу с её шеи:
— Вот и славненько. Соси на здоровье.
Сисястик лежала ничком на полу и плакала навзрыд.
Я бросил перед ней пачку влажных салфеток:
— Ебало вытри и малюй давай. У меня уже член поник, пока ты там копаешься!
Сисястик торопливо схватила салфетки и принялась утираться, хлюпая, всхлипывая и сморкаясь. Потом добыла из клача пудреницу с зеркальцем и скукожилась над ним. Я глядел на такую тугую, круглую попу, располосованную ударами... Редко встретишь такую красоту. Растрогавшись, подошёл к раковине умывальника и снял висевшее над ней зеркало. Положил на пол перед Сисястиком.
— Держи. Так тебе будет удобнее. Славь мою доброту.
— Спасибо, Павел Павлович, — всё ещё хлюпая носом, механически произнесла она и зависла на карачках над зеркалом с кисточкой туши в руках.
Я на секунду опешил, потом пнул её по висящим грудям. Вскрикнув, Сисястик испуганно уставилась на меня, не смея сменить позу.
— Не, ты совсем нюх потеряла! — возмутился я, наблюдая, как раскачиваются её титьки, и пиная их снова, как только заканчивали раскачиваться. — Разве так благодарят хозяина? Так, я спрашиваю?! Хуепутала!... — я сунул ей под нос ботинок. — Целуй ногу.
Сисястик ткнулась в ботинок носом.
Я ткнул ботнком ей в нос.
— Как следует целуй!
Со стоном Сисястик приникла к коже ботинка, аж раздавила об него свои губёшки, замерла так, потом отлипла со звонким чмоком и жалобно посмотрела на меня.
— Другое дело! — похвалил я и задрал носок ботинка. — Лижи подошву!
Если бы она отказалась, пришлось бы вытирать подошву о её лицо, да ещё и несколько раз, потом мыть, потом красить... Время. Но иначе было нельзя, требовалось восстановить авторитет, подорванный поцелуем груди, что я подарил Сисястику в минуту слабости.

Ирина Петровна — приключения в офисе

Любви, все образы покорны

Сисястая шлюха