это РАБОТАЛО. Мама с готовностью поменялась с ним местами.
Через тридцать минут мы уже были на месте, осторожно подъезжали к шлагбауму, предварительно подняв нашу крышу — трансформер.
— Спиртное не распивать, сексом не заниматься. Нарушители будут выдворены, Деньги не возвращаются — монотонным голосом произнесла тетка — билетерша заученную, повторяемую сотни раз фразу, вручая нам билеты.
— Спиртное не распивать, сексом не заниматься. Бе-бе-бе — перекривила билетершу противным голосом тетя Таня.
До начала сеанса еще оставалось минут пятнадцать. Места еще было вдоволь. Я припарковал свой «Роntiас» у самого края, с таким расчетом, чтобы спереди ничья машина уже не поместилась и не закрыла нам обзор.
— Сбегай за попкорном и кока-колой — всучила мне мама очередную двадцатку.
Конечно, какое кино может быть без попкорна. Это уже национальная традиция.
— И стаканчики не забудь — вдогонку бросила теть Таня, высовываясь из окна.
Я с максимальной осторожностью нес обратно упаковку коки и четыре огромных бумажных ведерка с попкорном, стараясь не рассыпать все по дороге.
— Стаканчики принес? — первое, что спросила Мишкина мама, когда я забрался в машину со всем своим скарбом.
Странно, зачем ей пластиковые стаканчики, ведь кока-колу обычно пьют просто из банки. Ответ прояснился через несколько секунд. Она нырнула в свою бездонную сумку и вытянула на свет аккуратную маленькую плоскую бутылочку.
Так вот оно что? Когда я заправлялся на АЗС, мамы тоже успели «дозаправиться». Я молча протянул им стаканчики — теть Таня, не мешкая, откупорила свою бутылочку и разлила содержимое. Правда, только в два стаканчика — себе и маме. Через мгновение они заправским жестом опрокинули их себе в рот, при этом причмокивая и хваля вкусовые качества калифорнийского коньяка.
Наконец то — фильм начался. К моему удивлению, он был цветным, а не черно-белым, как я изначально предполагал. 1964 год ведь. Мама устроилась поудобней, подобрав под себя ноги и водрузив ведерко с попкорном себе на колени, приготовилась к просмотру шедевра французского кинематографа. Я тоже начал моститься на водительском кресле. Первым делом — поднял подлокотник, зафиксировав его между спинками наших сидений. Таким образом, две наши спинки приобрели вид одной цельной мягкой панели. Сами сиденья были сделаны тоже как одно целое. Сейчас это напоминало больше один огромный кожаный диван. Из приборной панели выступало только рулевое колесо. Никаких рычагов коробки передач (он размещался на рулевой колонке), никаких выступающих деталей. Казалось, что это чудо американского автопрома специально было предназначено для таких оказий. Двоим людям можно было свободно разместиться, не мешая при этом друг другу. Заднее сиденье было не менее комфортабельное. Надеюсь, нашим попутчикам было там удобно. Я приспустил окна в дверках немного (их всего две, кстати), но достаточно, чтобы в салон проникал звук, и при этом снаружи невозможно было разглядеть пассажиров. Предварительно, на заправке лобовое стекло я тщательно вымыл, пока мамы «пудрили носик». Обзор был великолепным, и все было слышно.
Медленно, но уверенно атмосфера фильма завладела моим вниманием. Глаза были прикованы к экрану.
— Дэн, можно я распрямлю ноги. Целый день на каблуках. Ноги гудят — мамин голос оторвал меня от довольно таки интересных событий 17 века.
— Да. Конечно — ответил я шепотом, не особо вникая в суть вопроса.
Мама быстренько водрузила свои ноги мне на колени, обтянула юбку, дабы я не увидел под ней чего-то, не для моих глаз. Поставила ведерко себе на живот и, как ни в чем не бывало, продолжала смотреть фильм и хрустеть попкорном.
Ну, нормально. Да? Я с немым вопросом в глазах смотрел на нее, держа свое ведро на приподнятых руках. «И куда мне прикажете его поставить?» — про себя вопрошал я. Мама, как будто услышала мысленно мой вопрос, обернулась ко мне и уставилась на мою глупую позу с поднятыми руками, сжимающими бумажное ведерко.
— О, сорри — извинилась она, немного раздвинув ноги, образовав место между коленами, но при этом, не забывая придерживать свою юбку, и оттягивая ее книзу, закрывая образовавшуюся пройму.
Мне ничего не оставалось, как поместить свое ведро у нее между ног.
— Удобно? — поинтересовалась она, и увидев мой утвердительный кивок, через секунду забыла обо мне, и отвернулась к экрану.
Еще через мгновение она отпустила свой подол и принялась за попкорн.
Ну что вам сказать? Я уже не смог смотреть в сторону экрана, когда перед моими глазами открывалось зрелище намного интересней. Мамина юбка, лишившись усилия, которое удерживало ее в прилично обтянутом состоянии, поползла кверху, оголяя ее пышные ляжки. Не так, уж совсем, как вы подумали, но достаточно, чтобы разглядеть белый треугольник ее трусиков, мелькающий во вспышках киноэкрана, как в стробоскопе.
Я на автомате зачерпнул полную пригоршню попкорна и понес ее ко рту, не отрывая глаз от маминой промежности. С количеством попкорна я не рассчитал — он явно не помещался в мой рот. Я старался запихнуть его весь, но ничего не получалось и я со страхом понял, что он вываливается у меня изо рта и падает вниз. Несколько зерен упали под ноги на коврик, а несколько маме между ног. Я так и замер, с полным ртом попкорна, со страхом уставившись в мамину сторону, в темноте стараясь разглядеть выражение ее лица. Но ничего не происходило. То ли она так была увлечена фильмом, то ли просто не заметила — но на ее лице не дрогнул ни один мускул.
Дожевав с усилием свой попкорн, стараясь не проронить больше ни зернышка, дрожащей рукой я принялся доставать злополучную кукурузину. Да вот же она! Лежит прямо сверху, в ложбинке между ногами. Двумя дрожащими пальцами, стараясь не касаться ее ног, я приближался медленно к чертовому зернышку. Осталось только плотно зажать его между кончиками пальцев — и операция по спасению была бы успешно завершена. Но тут... произошло непредвиденное. Мама пошевелилась, наверное, устраиваясь поудобней, ноги ее пришли в движение, и... зернышко провалилось дальше, в глубь между ее ляжек, и поблескивало оттуда, как будто подмигивая мне.
— Gоd dаmm it — чертыхнулся я про себя.
Не знаю почему, но это зерно попкорна так разозлило меня, что я, потеряв всякий страх, резко нырнул между маминых ног и ухватил его.
— Все, попалась никчемная кукурузина — ликовал я, и расплывшись в улыбке, в следующее мгновение, встретившись взглядом с мамой. В ее глазах читался немой вопрос: «И что бы это значило?». Я торжественно достал кукурузину и продемонстрировал ее.
— Закатилась — с глупо ухмыляясь, я объяснил свой поступок.
Мама пырскнула от смеха, поерзала попой, в поисках позы поудобней и, нашедши таковую, успокоилась. Через секунду ее мысли все были поглощены переживаниями за Анжелику и Жофрея де Пейрака..
Я тоже успокоился, удовлетворенный таким завершением маленькой неприятности, грозившей обернуться большим скандалом. Аккуратно отправляя по одной кукурузинке в рот, я продолжил созерцание «своего кино».
К своему удивлению я заметил, что мамины ноги раздвинулись пошире, что открыло мне намного лучший обзор ее предмета интимного туалета. Никогда не думал, что женские трусики могут выглядеть так возбуждающе. Да еще плюс это крохотное мокрое пятнышко чуть ниже средины ее белого треугольника. Сразу пришла на ум поговорка: «Труси, не труси, а последняя капля в трусы». Это я имею в виду особенность нашего мужского мочеиспускания, когда после, казалось бы, выдавливания последней капли, на трусах всеравно оказывалось мокрое пятно. Да, знал бы я в то время, что это была за капелька на маминых трусиках, мой бедный член реагировал бы по-другому. Хотя, и сейчас ему было не сладко. Расположенный на левой ноге, зажатый штаниной трусов и плотных джинс, он начал ощущать дискомфорт. Хотелось уже и привстать, посмотреть, что там происходит, а нет — джинсы не пускают.
И тут... мой обостренный слух уловил странный шум, доносившийся откуда-то сзади. Нет, это не был шум с улицы. Это явно доносилось с заднего сидения.
— Прекрати. Потише — это был, однозначно, шепот тети Тани.
— Да погод... — фраза оборвалась на полуслове, как будто кто-то заткнул ей рот.
Постоянное ерзание, скрип кожи и еще какой-то странный звук. Что же мне напоминал этот чавкающий приглушенный звук. Точно, это был звук поцелуев. Так это там, на заднем сиденье Мишка целовался с теть Таней? С какой такой еще теть Таней — со своей матерью! Эта мысль ошарашила меня. Я буквально вжался в кресло и украдкой кинул взгляд в сторону мамы. Рука с попкорном застыла на полпути ко рту, она вся напряглась. Да, она наверняка слышала то, что слышу я. Вне всякого сомнения. Наши глаза встретились.
Мама отставила свой попкорн, и уперевшись обеими руками в кресло, резко села, заняв горизонтальное положение. Выдернув мое ведерко у себя между ног, всучила его мне, при этом, грациозно поджав ноги, убрала их с моих колен и привстав на сиденье, перевесилась через спинку.
— Молодые люди — как гром среди ясного неба, прозвучал ее голос.
Я поспешил за ней, вставая на колени и пытаясь заглянуть через спинку. Я только и успел увидеть Мишкину спину, мелькнувшую на мгновенье и изчезнувшую где-то темном углу салона. Теть Таня спешно застегивала спереди кофточку и поправляла задранную по «самое не могу» юбку.
— А мы что? Мы ничего. Так пошалили немного — начала оправдываться Мишкина мать и поправлять растрепанную прическу.
— Потише, пожалуйста. Вы мешаете смотреть фильм — тихим спокойным голосом произнесла мама, и отворачиваясь, плюхнулась в кресло, давая тем понять, что разговор закончен. Я медленно стал смедленно сползать обратно на сидение, правда, при этом, незаметно успев расстегнуть верхнюю пуговицу джинс, приспустить зипер и высвободить, наконец, своего измученного молодца. Усевшись, замаскировал все футболкой, натянув ее пониже.
«Ну, нифига себе» — была первая моя мысль. Я ожидал чего угодно, но чтобы так вот просто: «Потише, пожалуйста». Больше всего поразил мамин голос. Спокойный, расслабленно-ленивый, как будто это ни ее родная сестра и племянник бузили позади,

Гроза, изменившая жизнь навсегда

Бутылочка на желания

Милая мама