возьмёт, соснёт, как леденцового петушка на палочке, да и опять выпустит, лукавым взглядом на Емелю посмотрит и вновь сокровище в уста берёт. Истомила царя, так, что тот аж стонать начал.
— Паранюшка! Светик мой! Моченьки боле нет! Взорвусь сейчас, — взмолился государь.
— Ваше величество, не изволите ли иначе попробовать? — хихикнула девка.
— Делай, как хочешь, — выдохнул царь.
— Ну, уж нет, тут вы сами должны, — отрезала она и явила перед очи царски свой пухлый да румяный зад.
Вильнула им, хихикая.
— Не изволите ли этого попробовать, царь-батюшка?
Совсем разум отшибло у государя. Зарычав он вскочил и натянул на меч коричневую звёздочку Парашки. Входил в неё по самые рукоятки свои. И выплеснув своё семя, упал едва дыша.
В этот момент двери в царские покои распахнулись, и в спальню ворвались две бабы, а за ними несколько слуг и стража.
— Ваше величество! — заговорила одна из ворвавшихся. — Дозвольте слово молвить!
— Что?! Это что ещё за свинство?! — завопил Емельян, натягивая одеяло. — Как вы посмели?! Кто такие?!
— Василиса я, супруга сына вашего Ивана.
— Ха! Василиса? Иван Емельяныч на лягушке женат! — ехидно заметила царская девка.
Царь кивнул.
— Я и была лягушкой, — Василиса смерила её презрительным взглядом. — Батюшка, вот, глядите, — она протянула ему руку, где на пальчике красовался изумрудный венчальный перстень.
— Она могла его похитить, — громко зашептала в царское ухо Паранька.
— Я беру только своё. А вам, государь, не гоже кого попало слушать! А впрочем, ежели вы от дел отошли, то может, стоит мне пойти к сыну вашему старшему, Фёдору Емельянычу? Уж он-то точно не откажет в помощи.
— Говори, — разрешил Емельян, строго посмотрев на Парашку, которая тут же с головой юркнула под одеяло.
— Иван в полоне у Кощея. Чтобы его вызволить, надобно вам, ваше величество, породниться с Бессмертным.
— Ха! — оживился царь. — Сам давно мечтаю о сём. Да как же? Ни у него дочки, ни у меня!
— И всё-таки вы немедля издаёте указ, что предлагаете ему в жёны свою законную дочь.
— Что?! — от удивления Емельян выскочил из-под одеяла и голый заметался по комнате.
— Успокойтесь, батюшка, — с улыбкой молвила Василиса. — Срам-то прикройте, берите перо, да и пишите, что я диктовать стану. А с дочкой дело не станет. Будет у вас царевна.
— Пишите, пишите, государь, — закивал дьяк, протягивая царю перо.
***
— Хм, что бы всё это могло значить? — прикидывал Кощей, уже в сотый раз перечитывая послание русского царя. Оно гласило буквально следующее:
«Мы, император всея Руси, царь-государь Емельян Первый, изволим предложить Вам руку дочери нашей. В качестве приданного отдаём пять сундуков с каменьями самоцветными, земли в Гусляндии, примыкающие к морю, в котором лежит Ваш остров. А также, в случае принятия Нашего предложения, Вы получите право беспошлинной торговли на всех русских землях. Взамен Мы требуем вернуть сына Нашего Ивана-царевича. В случае непринятия сих условий в течение суток, Ваш остров подвергнется нападению объединённых войск Руси, Подлунной драконьей империи и, родственников Наших, князей Полянских».
— Что-то я не припомню, чтобы у Емельяна была дочь, — заметил Кощей, обращаясь к русскому послу.
— Есть, ваша светлость, — отвечал тот.
— И как же зовут её? — прищурился чёрный князь.
— Имя нам не велено разглашать. Но не извольте беспокоиться. Самая настоящая царевна.
— Она, небось, стара, как смертный грех, — вновь предположил Кощей.
— О, нет! Самая пора. И потом, разве брак с русской династией и наши условия вам не по нраву? — возразил русский посланник.
— Хорошо... — Кощей поднялся из-за стола. — Я сейчас же продиктую ответ, и мы сможем приступить к договорённости о приезде царевны.
— Зачем же тянуть, ваша светлость? Царевна прибыла с посольством.
— Что?! Так что же вы молчали?! Я должен её увидеть.
— Извольте, — посол подал знак своему помощнику.
Дверь отворилась, и на пороге Кощеева кабинета предстала такая красавица, что не в сказке сказать, ни пером описать. Сарафан из бирюзовой парчи подчёркивал зелень глаз и тонкий стан. Глубокое декольте открывало удивительной красоты пышную грудь с молочно-светлой кожей, и крошечная родинка красовалась на высокой шее.
Побледнел Кощей, покачнулся. Вскричал хриплым голосом:
— Ядвига!
И бросился к вошедшей царевне.
— Ты ли это? Как это возможно? — спрашивал, сжимая её дрожащие тонкие пальцы.
— Да... Я, Кристиан... Это я...
— Ты... помнишь моё имя?
— Конечно, — её голос дрожал, как и его. — Я помню всё...
— Но почему, почему ты тогда ушла?! Ты оставила меня одного! Совсем одного! — глаза чёрного князя блестели, казалось, что в них стоят слёзы.
— Я подумала, что не нужна тебе... Ты хотел власти. А мне она не нужна, — красавица опустила глаза. — Я хотела только любви... Тебя...
Они оба бросились в объятия друг друга. И когда слезинка выкатилась из прекрасных зелёных глаз и упала на грудь мужчины, он вдруг сказал:
— О, как мне тепло! Все эти годы я замерзал... Ядвига, ты согрела моё сердце... Посмотри.
Он показал ей свою руку. Бледная синеватая кожа словно возвращалась к жизни, как по волшебству превращаясь в смуглую.
— Я оживаю с тобой! Любимая, ты станешь моей женой?
— Да, — отвечала Ядвига, целуя синие глаза Кристиана. — Но сначала... я должна вернуть тебе вот это.
Она протянула ему сапфировый кулон.
— Я не знала, что в нём спрятано... Просто этот камень напоминал мне твои глаза.
— Тогда ты тоже прими вот это... Пусть эти два сапфира скрепят наш союз, — и Кощей протянул любимой свой кулон.
Два оберега и правда были похожи, как две капли воды.
— Я буду носить его, не снимая. Ты можешь быть спокоен за свою жизнь, — глядя в его глаза сказала невеста.
— Жизнь? — он вдруг улыбнулся, широко, светло, так, как не улыбался, наверное, никогда. — Ведьма моя родная, всё это сказки!
— Сказки? Что ты хочешь сказать?
— Ну, всякие небылицы о сундуках, яйцах мастера Фаберже, в которых будто спрятана моя смерть на кончике иглы. Нет ничего. Понимаешь? Наш род хранил и поддерживал эту легенду из политических и других соображений.
— Кажется, я начинаю понимать... — она тоже улыбнулась и вдруг спросила, — Ты хочешь сказать, что ты не бессмертный?
— Меня нельзя убить... Как и тебя, кстати... Здесь мы бессмертны. Мы принадлежим к родам, прибывшим с далёкой звезды. И всё, что мы с тобой можем, на этой планете считается волшебством.
— Скажи, зачем ты тогда похитил меня? — зелёные глаза впились в его лицо, словно она хотела прочесть его мысли.
Увы, сейчас ведьма-Яга ощущала себя обычной смертной женщиной и действительно, затаив сердце, ожидала ответа Кощея.
— Девушка из рода Яггов должна была стать моей женой... — признался он. — Наш ребёнок унаследовал бы нашу силу... Силу нашей далёкой родины. И смог бы вернуться туда. Пророчество гласит, что построить Летучий Корабль сможет только наш сын.
— Так только поэтому?
— Нет! — он сжал её плечи. — Похитив тебя, я влюбился. А потом ты ушла... И я решил, что мой удел жить Кощеем... Моя сила ослабела... Этот холод... Повсюду мне было холодно! Я специально сделал второй кулон. Пусть думают, что в нём моя смерть. Забавно, меня столько раз доставали всякие богатыри! Всё сундук с яйцом искали. Знаешь, у меня целая толстенная тетрадь сказок накопилась. Русские напридумали тысячи историй про мою иглу. Смешной народ... Определённо, если у них такая фантазия, они многого добьются.
— А Василиса тебе зачем была нужна? — надула губки Яга и шутливо шлёпнула его по щеке.
— Она твоя двоюродная сестра. Но у неё нет твоей силы... Я просто надеялся, что ребёнок — дитя двух звёздных родов — всё-таки сможет воплотить пророчество. Я глупец! Не думал о других... Она ведь любит своего Ивана-царевича. Он смелый малый, но больно горяч, думать лениться.
Долго они ещё говорили, до утра просидели. Но сказка моя на том не закончилась.
***
Долго ли, коротко ли минул месяц. А Василиса всё ждала своего царевича, сидя на пригорке.
— Ваня! — она, едва завидев мужа, сорвалась с места и кинулась ему навстречу.
Только она поравнялась с ним, он быстро подхватил её и усадил перед собой на лошадь. И слились их уста в поцелуе. Таком горячем, что не было ему схожего на свете.
— Сокол мой ясный... — шептала красавица, пальчиками проскальзывая за ворот рубахи царевича.
— Скучала? — спросил он с довольной улыбкой.
— А то? — сверкнули тёмные глаза. — Как увидала, что тебя полонили, сразу к Горынычу кинулась. Насилу уговорила его, чтобы к Яге доставил.
— Смотри-ка, озерцо наше, — заметил Иван и приостановил коня. — Окунёмся?
— Охальник ты, Ванюша, среди бела-то дня, — хихикнула Василиса, разрешая ему снять себя с лошади и отнести на берег озера.
— Погоди, я сказать тебе должен, — его взгляд стал вдруг сосредоточенным, — люблю я тебя...
— Знаю, Ванечка, — Василиса спрятала лицо на груди мужа, — давно знаю...
— Давно?
— Глупый ты, глупый, — она опять хихикнула. — Не томи. Коли хочешь, дело делай. Не то появиться кто, не ровён час.
Раздели они друг дружку. Иван стал осыпать поцелуями лицо любимой, ниже, ниже спускался. Насладившись персями сладкими, на колени пал, да и ну миловать лоно её, язычком меж складочками проникая, нектар пряный вкушая. Сам жену руками поддерживает — упасть не даёт. А потом подхватил и понёс в воду. Развела Василиса ножки точёные, да обняла стан мужа, впустила его в свои недра горячие. Меч Иванов скользнул глубоко, и ну пронзать лоно женино до основания. И такая страсть была меж ними, что едва не закипели воды озера. И выйдя на берег, утомлённые уснули они на пригорке муравчатом, как в свою первую ночь.
А в это время за триста вёрст от них...
— Мнн, и что ты мне можешь предложить? — сверкая зелёными глазищами, Ядвига облизнула яркие пухлые уста, на которых играла манящая усмешка.
Как же она была великолепна в своей наготе! Крупные тёмные соски, как две лесные малинки дерзко торчали на вершинках двух бледных грудей, точно ягодки на сладких пудингах. Рыжие кудри, как монисты из чистой меди, кольцами рассыпались по спине, несколько

Страсть и смерть

Тайная жизнь моей мамы

Крик души подрастающей девочки