и, согласитесь, не очень комфортно в такую погоду ходить в коротких юбках с голыми ногами или в тонких колготках. Да и застудиться не хотелось. Но остановиться я уже не могла — мне очень не хватало тех эскалаторных эмоций. Поэтому я придумала новый трюк. Я выбирала отдел одежды, где было побольше народа. Брала на примерку брючки и какую-нибудь кофточку и шла в кабинку. Шторку за собой я намеренно закрывала неплотно, оставляя просвет сантиметров 10—15. Не спеша раздевалась до трусиков, а затем также медленно одевалась, после чего проделывала все это в обратном порядке. Несколько раз меня «спасали» продавщицы, которые подходили к кабинке и взволнованным шепотом говорили через шторку что-то вроде: «Девушка, Вы плохо закрылись!». О, такие моменты я любила до дрожи! Я начинала суетиться и изображать легкую панику, хваталась за край шторки и, якобы от жуткого волнения, дергала его в другую сторону. Если при этом мне удавалось выхватить из толпы покупателей растерянное лицо какого-нибудь парня, обращенное в мою сторону, то вечером, вспоминая пережитое, мне удавалось достичь гораздо более крутого оргазма, чем обычно.
Походы в моллы и хождение по дому в полуголом (или голом) виде были для меня не единственным источником вдохновения. Любовь к собственному телу постепенно переросла в любовь к женскому телу вообще. Я могла часами смотреть в интернете ролики с красивыми девушками. Особенно, где они мастурбировали. Я всматривалась в их искаженные сладкими муками сладострастия лица, и все время пыталась понять: играют они, или их эмоции настоящие. Чуть позже круг моих интересов еще расширился. Меня увлекли сюжеты с участием не одной, а двух или трех девушек. Больше всего мне нравились постановочные сцены, где две подруги в уютной домашней обстановке сначала долго беседуют, иногда слегка касаясь друг друга в разговоре. Прикосновения становятся все смелее. Затем первый робкий поцелуй, интимные объятия, легкие ласки, плавно переходящие в чувственный секс между двумя женщинами. Правда, я редко досматривала до финала истории, кончая обычно, когда актрисы еще даже не успевали полностью обнажиться. Появились у меня и особые предпочтения. Сюжеты, где одна актриса изображала мать, а другая — ее дочь. Обычно с приставкой «stер», но для меня это было неважно, так как на их месте я все чаще начала представлять себя и мою маму. Я понимала, что не должна об этом думать, но что я могла поделать, если эти фантазии будоражили меня все сильнее?! Я неоднократно видела маму голой во время наших летних походов по бутикам нижнего белья. Но тогда я еще не испытывала к ней того интереса, как сейчас. Ее нагота была какой-то обыденной что ли, и не несла никакой сексуальности. Как бы вам объяснить? Много позже мне довелось пару раз побывать в общественной бане. За границей. Так вот там, куда ни кинь свой взгляд, кругом были груди, ноги, задницы, вагины. Разные, конечно, но в том числе и очень красивые. И сексуальности в этом не было вообще никакой! Понимаете? Но сейчас, когда я стала проявлять к маме свой интерес, как назло, мне никак не удавалось увидеть ее без одежды. Переодевалась после работы она у себя, а по дому ходила или в длинных шелковых халатах, или одевалась в свободном спортивном стиле. Я же дефилировала перед ней в полуголом виде, постоянно в тайне надеясь, что она последует моему примеру. Или, хотя бы, спросит: почему это я так хожу? И тогда я бы ей во всем призналась. Ну, дурочка малолетняя я тогда была! Боялась первой заговорить на столь волнующую меня тему! Но мама пример с меня не брала, и ни о чем не спрашивала. Вообще словно не замечала, что трусики мои от недели к неделе становятся все меньше,а топики или маечки — все короче и теснее. А потом я вдруг вспомнила: несколько месяцев назад мама начала мне рассказывать, что иногда на встречи ходит без белья под юбкой. И обещала поделиться со мной подробностями позднее. Но так до сих пор этого и не сделала. И я таки решилась воспользоваться этим обстоятельством, как поводом и поделиться с мамой всем, что со мной за последнее время произошло. За ужином я, как бы невзначай, сообщила:
— Мам, мне поговорить с тобой надо.
— Что-то серьезное?, — сразу всполошилась она.
— Да нет, в принципе. Просто посекретничать.
— Так говори сейчас.
— Лучше попозже. Чтоб не отвлекаться.
— Окей. Я тогда сейчас посуду помою, ванну приму, чтоб не отвлекаться, как ты говоришь... Ну и где-то через часик заходи в гости. Поваляемся, поболтаем. Мне тоже надо с тобой одно важное дело обсудить. Хорошо, дочка?
Я согласилась, быстро доела и пошла к себе. По-быстрому приняла душ и, уже по привычке не заботясь о том, чтобы одеться, плюхнулась на свою кровать. До назначенного времени оставалось еще минут тридцать, и я воспользовалась этой паузой, чтобы еще раз продумать предстоящий разговор. Минут 10 я убила на самую первую фразу, считая, что правильное начало — это половина дела. Но так и не смогла придумать ничего толкового. И тут, мои мучительные размышления прервало внезапное появление мамы. Она вошла без стука и замерла, как истукан, едва переступив порог спальни. Все произошло настолько неожиданно, что я не придумала ничего лучше, кроме как поспешно сесть на край кровати к ней лицом и прикрыть подушкой обнаженную грудь. Мама явно не знала что сказать и как себя вести, а лишь смотрела то на меня, то на темное незашторенное окно.
— Виола, — нарушила она тишину через несколько томительно длинных секунд, — Ты не боишься, что тебя соседи увидят в таком виде?
Ее казавшийся спокойным голос вывел и меня и ступора. Я медленно убрала подушку в сторону и указала на место рядом с собой.
— Садись, мам... Я хотела одеться перед тем, как к тебе пойти. Но раз ты здесь — это уже неважно. Я об этом обо всем и хотела поговорить.
Она села, а я, наоборот встала. И начала рассказывать обо всем обстоятельно и по порядку, с того самого дня, как весь день проходила в халате без нижнего белья. Делясь с мамой столь интимными переживаниями, я страшно нервничала, ходила перед ней туда-сюда и выкручивала себе пальцы. Мама, напротив, была совершенно спокойна. Чем дольше я говорила, тем лицо ее, в самом начале заметно напряженное, становилось все мягче. Иногда она улыбалась, и все время очень странно смотрела на меня. Мне даже стало неловко от ее взглядов, под которыми я чувствовала себя голой. То есть я, конечно, и была голой, но в данном случае все было иначе. Обычно, находясь в своей комнате, я лишь предполагала (и надеялась), что за мной наблюдают. Это были одни ощущения. И совсем другие — когда наблюдатель сидит прямо перед тобой и не отводит глаз, как те мужчины в бутиках. Пусть даже наблюдатель этот — твоя мама.
Когда я дошла до роликов, которые мне нравится смотреть, мама вдруг схватила меня за запястье и усадила рядом с собой.
— Не мельтеши! Мне все понятно, дочка.
— Что... понятно?, — испуганно спросила я, опасаясь, что сейчас начнутся нотации и нравоучения.
Но она лишь засмеялась, обняла меня за плечи, прижала к себе и нагнула мою голову себе на плечо.
— Поняла, какая я была дура, Виола!
— Дура? Почему?
Знаешь что?, — она нежно отпихнула меня в сторону, — Иди-ка закрой окно. Хочу сегодня побыть только с тобой... без посторонних глаз.
По-прежнему оставаясь в недоумении, я встала, подошла к окну и начала опускать штору, мелкими движениями перебирая веревочку. Из-за щелканья механизма, я не услышала, как подошла мама. Для меня стало полной неожиданностью, когда она обняла меня двумя руками сзади за талию и прижалась всем телом. Я сразу догадалась, что на маме сейчас ничего нет и замерла. Затылком я чувствовала ее дыхание, спиной — ее теплую мягкую грудь, попкой — горячий низ ее живота. Мамины нежные ладошки двинулись вверх и легли на мои грудки, а пальцы ухватились за соски, которые тут же начали твердеть. Затем одна ее рука опустилась вниз. Остановилась на миг на безволосом лобке, ожидая моей реакции и, не дождавшись, двинулась еще ниже. Мамин пальчик скользнул между моих губок, легко коснувшись моего бутона и замер там.
— Ты очень чувствительная... , — прошептала она
— Ч-что т-ты делаешь?, — заикаясь спросила я, вся трепеща от этих прикосновений.
— ... и очень, очень красивая. Тут мне далеко до тебя, но в остальном... Ты даже не представляешь, насколько мы похожи... , — не обращая внимания на мой вопрос, продолжила мама, одновременно начав ласкать меня и сверху и снизу.
Я не удержалась и тихо застонала от удовольствия.
— ... И ты не представляешь, сколько нерастраченной любви во мне скопилось за годы нашей разлуки. Позволь мне...
— Что?
— Я... я просто не знаю, как выразить ее словами. Нет таких слов. Поэтому, позволь мне поделиться ею с тобой... Так, как я умею... Так, как я хочу...
Она сделала полшага назад и увлекла меня за собой, к кровати
— Ты просто ляг и закрой глаза. И ты все поймешь... все почувствуешь... Дочка моя... Доченька...
Придерживаемая мамой, я легла на спину на прохладное покрывало, прикрыла веки и отдалась ей вся, без остатка. Сама близость ее тела, ее тепло, неимоверно возбуждали меня. А ее волшебные руки, губы и язык, которыми она лелеяла меня, подолгу останавливаясь на самых чувствительных местах, приводили к полной утрате чувства реальности происходящего. Я словно висела в воздухе, ни на что не опираясь. Я тяжело и часто дышала, но мне не хватало воздуха. Я, кажется, что-то лепетала, но не слышала своего голоса. Я открыла глаза, но видела вокруг только свет и туман. Я хваталась за что-то руками, но осязание отключилось, и невозможно было понять, что у меня в ладони: смятая легкая ткань покрывала или тяжелая мамина грудь. Ее пальцы были во мне... Или это ее язык? Неважно! Все не имеет значения, когда тебе так фантастически, невероятно хорошо! Но скоро... или не скоро (я давно потеряла ощущение времени)... стало еще лучше. Так, как вообще, наверное, не бывает. И я полетела вниз. Как Алиса в свою бездонную кроличью нору. В ушах шумело, словно от сильного ветра, и сквозь этот шум прорывался мой собственный, казавшийся чужим и бесконечно далеким, голос...
— Привет,

Секс с мамой на даче

Послушная девочка брата

Как я нашла себе любовницу и привела ее в постель к моему мужу…